Общая экономическая теория (политическая экономия) - Учебное пособие (Елецкий Н.Д.)

17.2. структура и механизм обеспечения экономической безопасности

 

Экономическая безопасность в системе социальных отношений. Кризисные явления в экономике России в течение последних двух десятилетий подорвали экономическую и, в целом, социальную безопасность страны. Укрепление безопасности превратилось в настоящее время в одну из наиболее актуальных задач общественного развития и в ключевое направление корректировки хода реформ.

 Экономическая безопасность является подсистемой в рамках общественной безопасности и находится в системном взаимодействии с государственной безопасностью посредством пересечения их общих блоков и элементов. Закон РФ «О безопасности» определяет безопасность вообще как «состояние защищённости жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз»[661]. Экономические факторы входят в число фундаментальных характеристик общественной безопасности. «Социальная безопасность – состояние общества, в том числе всех основных сфер производства,  социальной сферы, … внешней безопасности, культуры, при котором обеспечивается… уровень социальных  условий и предоставляемых социальных благ, … определяющих качество жизни человека и общества в целом и гарантируется минимальный риск для жизни, физического и психического здоровья людей»[662].

Безопасность вообще и экономическая безопасность в частности отражают социальную динамику, содержат временной вектор, ориентированный в будущее. Атрибутом экономической безопасности является обеспечение устойчивого и эффективного развития посредством выявления правильных пропорций между факторами эффективного развития в настоящем и будущем, между текущими и перспективными потребностями. «Термин  “устойчивое развитие” вошёл в обиход учёных и политиков чуть больше 20 лет назад… В Докладе Международной комиссии по окружающей среде и развитию… под устойчивым понимается такое развитие, которое удовлетворяет потребности настоящего времени, не подрывая способности будущих поколений удовлетворять свои потребности»[663]. 

Проблема безопасности стала объектом изучения в рамках фундаментальных и прикладных исследований. В Российской академии наук создан специальный Центр исследования проблем безопасности. Особое внимание уделяется взаимосвязи проблем безопасного и устойчивого развития, в связи с чем заместитель Президента РАН В.Л.Шульц   отмечает: «Устойчивое развитие как цель всех экономических, политических и иных трансформаций общества – это и есть безопасное развитие, безопасность личности и общества. Всё, что мешает этому развитию, является угрозами»[664].

Пространственно-территориальные параметры безопасности в сочетании с политико-правовыми атрибутами территориальной организации социума порождают проблему региональной безопасности. Региональная безопасность имеет много аспектов и уровней, начиная с выявления условий и критериев безопасности с учётом специфики географических масштабов глобальных, континентальных, субконтинентальных и т.д. регионов. Региональный механизм обеспечения экономической безопасности является элементом общей системы экономической безопасности страны и отражает на региональном уровне общие закономерности, критерии и показатели, но в таких формах и с такими особенностями, которые обусловлены  спецификой региона. Очевидно, что общие критерии  и элементы системы экономической безопасности, инвариантные относительно уровневой специфики, сохраняют свою значимость на макро-, мезо- и микроуровнях, в том числе в любых регионах, независимо от их масштабов, экономико-географических, отраслевых, социальных и иных особенностей.  В то же время, очевидно, что в крупных странах, для которых характерна значительная дифференциация  в уровнях развития и социально-экономических характеристиках отдельных регионов, экономическая безопасность каждого из них обладает особенностями, которые необходимо учитывать в процессе управления.

Экономическая безопасность  имеет взаимосвязанные качественные и количественные параметры. Качественные параметры безопасности находят отражение в её структуре.  Структура  экономической безопасности  определяется зависимостями регионального экономического воспроизводства от  внешней природной и социальной среды и воплощается в системе блоков и элементов, взаимодействующих друг с другом и с иными элементами социальной безопасности – военно-политическими, правовыми, идеологическими, демографическими и др.

Существенное значение  для устойчивого воспроизводства как мировой экономики в целом, так и для экономических систем отдельных стран и регионов сохраняют природные факторы, и, частности, угрозы и риски, обусловленные стихийными бедствиями и иными неблагоприятными природно-климатическими явлениями.  «События последних лет – материальные потери европейских стран в результате наводнений в 2002-2007 гг., увеличение смертности на 20 тыс. человек только во Франции во время чрезвычайно жаркой погоды летом 2003 г., трагедия Нового Орлеана от вообще-то рядового природного явления – тропического урагана Катрин в 2005 г. – показали очень сильную зависимость человечества от той самой окружающей среды, сохранение устойчивости которой считается “нерентабельным” процессом»[665]. Значительный ущерб народному хозяйству южных регионов России нанесла, например, засуха весной и летом 2007 г.

Если рассматривать данные явления в контексте экономической безопасности, то главным инструментом учёта и смягчения возможных экономических рисков по-прежнему остаётся создание страховых фондов, посредством которых можно полностью или частично преодолеть последствия экономического ущерба. Вместе с тем, ключевое значение для снижения рисков экономических потерь имеет развитие новейших технологий,  уменьшающих зависимость производства и жизнедеятельности людей в целом от внешних природных факторов. Так, во время прошлогодней засухи экономический ущерб хозяйства  Краснодарского края оказался гораздо меньшим, чем в некоторых соседних регионах (а зерновых в крае было произведено даже больше, чем в предыдущем году) в значительной степени именно вследствие широкого применения современных агротехнологий. А, например, удельный расход тепла в среднем в российских жилищах вдвое выше, чем в холодных странах Европы – Финляндии и Швеции[666].

При  рассмотрении  данной проблемы в более общем контексте необходимо учитывать тот   широко известный факт, что современное информационное производство постиндустриального типа, «неоэкономика» в качественно меньшей степени зависит от природной среды, чем исторически предшествующие ему аграрная и индустриальная производственные системы. Поэтому инновационное развитие высокотехнологичного наукоёмкого производства, переход к экономике знаний является ключевой стратегической задачей в обеспечении социальной и экономической безопасности страны. В этих условиях решающее значение для обеспечения экономической безопасности приобретает проблема  управленческих рисков в целеполагании и выборе стратегии развития региона. Сегодня для России в целом переход на инновационный путь развития превращается в ключевой вопрос обеспечения экономической безопасности («Или мы в самое ближайшее время перейдём на «ты» с  новейшими технологиями, определяющими лицо XXI века, либо отстанем навсегда. В условиях жесточайшей международной конкуренции это – вопрос не просто темпов и качества нашего экономического роста. Это – вопрос выживания России как великой державы»[667]).

Ошибочная  и неэффективная экономическая политика способна причинить существенный вред экономическому  развитию, а в худшем случае – привести к деградации народного хозяйства. Так, колоссальный ущерб экономике страны в 90-е годы был нанесён псевдорыночными «реформами»,  экономической политикой «либерализма», приведшей ко всеобщей криминализации, к  расхищению национального богатства посредством  нелегального вывоза из страны имущества и денежных средств на сумму свыше триллиона долларов. Общие  потери российской экономики, по оценке Е.Примакова, более чем в 2 раза превысили потери советского народного хозяйства за все годы второй мировой войны[668].  Объём валового продукта снизился к концу 90-х гг. до 40\% от уровня 1990 г., а в наиболее конкурентоспособных высокотехнологичных отраслях – в 8-10 раз. Разрушение социально-экономической структуры аграрного сектора экономики подорвало продовольственную безопасность страны; в потреблении  продуктов питания доля импорта достигла 70\%.

Неэффективная трансформация всей социально-экономической системы, выступающей в структурно-функциональном разрезе в качестве внешней среды для региональной экономики, утверждение  олигархического криминально-компрадорского «дикого капитализма», подрыв основ государственного регулирования экономики, разрыв хозяйственных связей между регионами и предприятиями, находящимися на их территории, - всё это не просто нанесло ущерб экономике большинства российских регионов, но и поставило её на грань выживания, способствовало демографической катастрофе и подрыву первичных условий воспроизводства трудовых ресурсов. (Необходимо отметить, что при характеристике угроз для экономической безопасности, исходящих от идеологии и политики экономического либерализма, имеется в виду «его специфическая российская разновидность – “либеральный фундаментализм”. Его носители, начиная в конце 80-х как честные либералы, быстро выяснили, что наиболее либеральной частью общества является бизнес, а наиболее влиятельная часть бизнеса – крупная и сращенная с государством олигархия. В результате уже к 1997 году реформаторы встали на службу олигархии, сделав однозначный выбор в пользу захвата чужой (в том числе государственной) собственности ”своими” корпорациями – против права собственности, в пользу монополистического произвола ”своих” корпораций – против конкуренции… Тем самым, они растоптали либеральные ценности, став из либералов – ”либеральными фундаменталистами”. Они принципиально не обращают внимания на обеспечение первичных прав человека, соответствующих первичным потребностям, - права на жизнь, здоровье, жильё, образование, труд, так как обслуживаемый ими (а частью принадлежащий им) бизнес развивается именно за счёт подавления этих прав… Антиобщественность и антигосударственность политики либеральных реформаторов объективно вынудила их во внутриполитической борьбе опираться на стратегических конкурентов России, платя за это последовательным попранием её национальных интересов… Непосредственным    проявлением этого… стало направление денег российских налогоплательщиков в виде Стабилизационного (ныне Резервного) фонда на модернизацию не России, но её стратегических конкурентов – экономик США и Евросоюза. При этом либеральное руководство экономического блока правительства…  исходило и исходит из того, что инвестирование  этих средств в экономику России ухудшит условия работы в ней иностранных капиталов, что представляется им совершенно недопустимым»[669].)

      Одним из проявлений подрыва экономической безопасности России и её регионов в 90-е гг. стала примитивизация и натурализация регионального воспроизводства. При уменьшении объёмов производства валового продукта в среднем по стране в два раза, объёмы межрегионального товарооборота уменьшились в пять раз, причём значительная часть сделок осуществлялась посредством бартера и денежных субститутов.  Центральная власть, бросив регионы «на произвол судьбы», отказавшись оплачивать работы, выполненные по госзаказам, создав систему неплатежей из бюджета, породившую цепочку неплатежей по всему контуру межхозяйственных взаимосвязей, ограничив выплаты зарплат, пенсий, социальных пособий, - как бы дала местным руководителям моральное право пренебрегать общегосударственными интересами, препятствовать  вывозу товаров за границы регионов и создавать на этих границах некие подобия таможенных служб, способствовать ценовой и иной обособленности региональных рынков. («Региональные руководители стремились чувствовать себя независимыми от центра, используя общее недовольство граждан проводимыми реформами, и главный вектор конфликтных взаимодействий был обусловлен отношениями представителей региональных элит с Москвой, с центральной властью»[670].)

 Формирование условий, способствовавших  экономической обособленности регионов,  в сочетании с политическим лозунгом «берите суверенитета, сколько хотите» породила тенденции сепаратизма,  и не только в пограничных  регионах (идея «Уральской республики»). В дальневосточных регионах объёмы экономических связей с другими государствами ощутимо превысили их внутрироссийский межрегиональный экономический оборот. Разрушение межрегиональных экономических связей сочеталось с нарастанием угроз территориально-государственному единству страны. Этому способствовала также политика бесконечных уступок вождям региональных кланов и формирование системы привилегий для отдельных регионов, особенно по этническому принципу. Если в начале 2000-х гг. большинство областей и краёв передавало в федеральный бюджет в среднем половину всей суммы собираемых на их территории налогов, то некоторые республики – 10-20\% и менее, что создавало искажённую картину сравнительной эффективности регионального воспроизводства и, кроме того, обеспечивало местную этнократию ресурсами для искусственного завышения уровня жизни в республиках, не соответствующего их реальному трудовому вкладу в производство валового продукта страны, а также для провоцирования национализма и сепаратизма. Воспроизводилась система регионального воспроизводства, порочность которой наглядно проявилась ещё в советскую эпоху, когда уступки и привилегии по национальному признаку, способствовавшие искусственному завышению уровня жизни  в бывших союзных республиках, породили в них  идеологию национальной кичливости и явились одной из предпосылок распада СССР.

Для стран, характеризующихся высокой степенью однородности социально-экономического развития и политико-правового статуса регионов,  экономическая безопасность последних во многом определяется экономической безопасностью страны в целом, а механизмы и инструменты регионального экономического регулирования, как правило, однотипны. На первый план в обеспечении региональной экономической безопасности выдвигаются проблемы принятия верных стратегических решений по определению перспективных направлений дальнейшего развития, что позволит в будущем добиться успешной конкурентоспособности соотносительно с другими регионами.  Эта проблема является ключевой  для всех регионов, но она приобретает значительную специфику и характеризуется многообразными особенностями в условиях наличия большого разрыва  в уровнях развития регионов и отличий их в политико-правовом статусе.  Как известно, для России проблема экономической и политической неоднородности региональной структуры особенно остра. Неоднократно отмечалось, что разрыв между регионами по отдельным показателям достигает десятков и сотен раз; так, по уровню безработицы он в настоящее время составляет 24 раза, по подушевым показателям потребления – 31 раз, производства валового регионального   продукта – 64,  инвестиций – 152 раза. В последнее время появились данные о дальнейшем порядковом росте этого разрыва – например, по стоимостному объёму  производимой промышленной продукции на душу населения он достиг 1036 раз[671]. Очевидно, что регионам в этих условиях приходится решать существенно различающиеся, а во многих случаях – и совершенно разные задачи для обеспечения их экономической безопасности, а целый ряд слаборазвитых и депрессивных регионов столкнулся с реальной опасностью длительной и труднопреодолимой экономической стагнации, преодолеть которую только за счёт региональных ресурсов невозможно[672].

Выявляется наиболее актуальный и болезненный для российских регионов вопрос, связанный со структурой их экономической безопасности, - это вопрос о финансово-бюджетных взаимоотношениях с федеральным центром, причём вопрос этот равно актуален как для благополучных, так и для депрессивных регионов, но с диаметрально противоположной акцентировкой. Благополучные регионы выступают в качестве доноров, и для обеспечения своего устойчивого развития они объективно заинтересованы в уменьшении доли доходов, перечисляемых центру, в то время, как депрессивные регионы стремятся как можно больше от центра получить. При этом экономическая безопасность в ряде случаев оказывается под угрозой вследствие воздействия негативных политико-административных факторов: неэффективности региональной администрации, коррупции и расхищения средств, получаемых из федерального бюджета[673]. Наибольшую же угрозу экономическому развитию представляют военные действия, ведущие в «горячих точках» к прямому уничтожению экономического потенциала[674].

Индикаторы экономической и социальной безопасности. Состояние и динамические параметры экономической безопасности могут  быть также отражены обобщёнными количественными оценками, критериями и показателями. В современной научной литературе вопросы количественной оценки, критериев и показателей экономической безопасности обсуждаются весьма активно; получили известность системы показателей, разработанных экспертами СБ РФ, С.Ю.Глазьевым, В.К.Сенчаговым и другими авторами[675]. Как правило, исходным критерием этих систем выступают абсолютные и относительные показатели объёма и динамики валового продукта – его общей величины и величины в расчёте на душу населения, места страны по этим показателям в мировом рейтинге. По абсолютным показателям валового продукта Россия в настоящее время приблизилась к объёмам рубежа 80-90-х гг. прошлого века, что позволило ей войти в десятку крупнейших экономик мира – достижение, при оценке которого нельзя не вспомнить о втором месте СССР в мировом рейтинге крупнейших экономических держав и о том, что за истекшее с той поры время группировка высокоразвитых стран нарастила свой экономический потенциал на 60\%, развивающиеся страны – ещё значительнее, а Китай – в несколько раз. По показателям же относительной величины валового продукта в расчёте на душу населения Россия находится в середине второго десятка, а по интегральным показателям индекса развития человеческого капитала сместилась в седьмой десяток стран мира. К числу ключевых абсолютных показателей экономической мощи относится и величина трудовых ресурсов страны; демографическая катастрофа последних десятилетий повлияла на существенное ухудшение этого показателя; попытки же его улучшения посредством внешней трудовой миграции чреваты подрывом экономической, а в перспективе - и социально-политической безопасности государства.

Важнейшее значение при оценке экономической безопасности имеют и индикаторы эффективности и конкурентоспособности производства, особенно соотносительно с мировыми показателями. В наше время никакая, даже самая крупная и самодостаточная по ресурсообеспеченности экономическая система не может эффективно развиваться без интеграции в мировое хозяйство; изоляционизм неизбежно ведёт к отставанию в важнейших наукоёмких отраслях, а тем самым – и к снижению экономической безопасности. По ключевым показателям эффективности – производительности труда, ресурсо- и капиталоотдаче – за годы «либерализации» произошло ухудшение в полтора-два раза. Возрастание доли отраслей низких степеней переработки в валовом продукте и экспорте усилило колониально-сырьевой характер экономики и повысило степень её зависимости от более развитых стран. Нельзя говорить о перспективах устойчивого эффективного развития и об  экономической безопасности в условиях зависимости от  нефтегазовой «иглы» и наполнения  внутреннего  рынка готовой продукции за счёт импорта. Ключевое значение при оценке состояния экономической безопасности страны имеет выявление того уровня, «этажа» мировой экономики, на который встраивается национально-государственная экономическая система. Если на мировом «хай-тек» рынке доля США составляет 36\%, Германии – 16\%, Китая – 6\%, то доля России – не более 0,6\%[676]. Эти цифры наглядно демонстрируют зависимость нашей страны от государств, определяющих сегодня направления научно-технического прогресса. В этом же контексте следует оценивать и такие показатели, как доля инновационных предприятий в их общем числе и доля инновационной продукции в её общем выпуске. В России доля инновационных предприятий составляет, по разным оценкам, от 9 до 11\% (в Южном федеральном округе – 3\%), в то время как в Великобритании – 39, во Франции – 46, в Германии – 66, в Ирландии – 75\%, в США и Японии – 70-80\% от общего числа предприятий[677].

Далеки от пороговых показателей безопасности и стабильности и социальные индикаторы. По важнейшим из них – доля населения с доходами ниже прожиточного минимума, отношение среднедушевого дохода на члена семьи к прожиточному минимуму, децильный коэффициент – даже официальные данные демонстрируют уровни, признаваемые во всём мире как крайне опасные для социальной стабильности. Так, по официальной оценке, на начало 2008 г. децильный коэффициент в России составлял 14:1, в то время как социально опасным считается превышение соотношения 10:1; в США оно составляет ныне примерно 8:1, в крупных западноевропейских странах – 5-6:1, в странах «функционального социализма» (Скандинавия, Швейцария, Австрия) и в Китае – 3-4:1. Между тем, по оценкам учёных РАН, децильный коэффициент в России в действительности составляет ныне порядка 40-45:1, а по мнению экономистов из лагеря оппозиции – не менее 50-55:1[678].

Не способствуют социальной стабильности, устойчивому развитию реального сектора экономики и предпринимательской активности и высокие показатели инфляции: в 2007 году по набору товаров потребительской корзины они были едва ли ниже 30-35\%, что существенно превышает обещанный правительством максимум и все широко рекламируемые надбавки к зарплатам и пенсиям. Пороговыми показателями экономической безопасности по инфляции С.Ю.Глазьев и В.К.Сенчагов считают 20-25\% инфляционного роста цен за год, и вряд ли можно сомневаться, что в 2007 г. этот порог превышен. Только за первые два месяца 2008 г. инфляция превысила трёхпроцентный рубеж.

Относительно благополучно в РФ выглядят по пороговым критериям такие показатели экономической безопасности, как уровень безработицы, объёмы и отношение к валовому продукту внешнего и внутреннего государственного долга, доля расходов на обслуживание и погашение государственного долга в расходах государственного бюджета и дефицит госбюджета. Более того, по последнему показателю знак «обратный», то есть имеет место профицит бюджета (в 2007 г. – 1,796 трлн. руб.[679]), однако анализ его использования неизбежно приводит к вопросу о том, в какой степени способствует экономической безопасности страны и укреплению её суверенитета финансово-денежная политика правительства.

Кроме  того, существуют   количественные оценки  пороговых величин экономической безопасности, которые могут, по-видимому,  рассматриваться в качестве общих как для  страново-государственного, так и для регионального уровня; к ним, в первую очередь, относятся: доля инновационной продукции, которая  должна составлять не менее 15\% в общем объёме произведенной продукции, доля машиностроения в промышленном производстве – 20-25\%, уровень безработицы по методологии МОТ – 5-7\%, уровень инфляции – 20-25\% за год, производство зерна – 1 т на человека[680]. 

В сложную проблему превратилась для России  миграционная угроза, чреватая в будущем, как демонстрирует опыт западно-европейскизх стран, расовыми, национальными и конфессиональными конфликтами. Между тем, в настоящее время Россия вышла на второе место в мире (после США) по количеству мигрантов; оценки их общего числа находятся в интервале от 7-8 до 15-20 млн. человек. Значительная часть мигрантов находится на территории  России нелегально. Одну из ключевых угроз для национальной, экономической и социальной безопасности представляет этнические преступные группировки.

 Проблема индикаторов безопасности  требует дальнейшего изучения и уточнения качественных и количественных  критериев оценки рисков и угроз. В этом отношении особо актуальными  становятся идеи ак. В.А. Легасова, считавшего  необходимым придать безопасности «новый смысл и новое содержание как науке о рисках… Риск – это математическое понятие, это число, которое можно рассчитать как вероятность некоторого события. Наука о безопасности – это наука о вычислении риска, о его главных составляющих и путях его снижения»[681].

Коррупция как угроза общественной безопасности. В одну из главных угроз экономической и социальной безопасности России превратилась коррупция.  Общим местом стало сравнение её с раковой опухолью, грозящей гибелью всему социальному организму России. Общий коррупционный оборот в России приближается, по оценкам, к 320 млрд. долл. в год, что составляет ощутимую часть мирового коррупционного оборота (1,6 трлн. долл.) и в относительном исчислении многократно превышает долю России в мировом валовом продукте. На микроуровне прямой финансовый ущерб российских  компаний от экономических преступлений их сотрудников в удельном выражении (в расчёте на единицу капитала и на одного работника) в 5 раз превышает среднемировые показатели[682]. Реальная борьба с коррупцией может начинаться только с её верхних этажей, и проявиться не просто  в принятии, наконец, Думой многострадального антикоррупционного закона, уже много лет саботируемого депутатами, но и в привлечении к ответственности самих коррумпированных  депутатов, министров, олигархов и иных представителей так называемой «элиты», причём с обязательной конфискацией имущества и с выявлением источников доходов их родственников.

Известно, что криминальный рынок коррупционных «депутатских» услуг оперирует  миллиардов долларов, а порядка 50\% депутатов берут взятки, лоббируя те или иные решения[683]. И здесь необходимостью является не демонстративное наказание отдельных, по тем или иным причинам избранных в качестве «козлов отпущения», воров и взяточников, а борьба против всей системы  коррупционных социальных отношений. Пока же официальная риторика и преследование отдельно взятых коррупционеров напоминает политику Екатерины II  в отношении системы крепостного права:  Салтычиха была отправлена на каторгу,  но вся система крепостничества укреплялась.

Одновременно с «обезглавливанием» коррупционной пирамиды на высших этажах законодательной и исполнительной власти, первейшей необходимостью является преодоление коррумпированности судебной системы, превратившейся в один из главных инструментов воспроизводства криминального характера социальных взаимоотношений в  российском обществе. Трансформация состязательности сторон судебного разбирательства в соревнование кошельков делает невозможным не только поиск справедливости в суде, но и выполнение хотя бы тех, весьма скромных,  антикоррупционных требований, которые содержит официальное законодательство. Вместе с тем,  обесценивается  вся предшествующая работа милиции и следствия по выявлению и привлечению взяточников и других преступников к ответственности – в тех случаях, когда она действительно проводится и не блокируется ещё на досудебных этапах теми же взятками или начальственным давлением.

Противоречивость позиции российской политической верхушки в отношении проблемы коррупции проявляется в том, что, с одной стороны, саботируются всякие реальные антикорррупционные меры, которые, естественно, в первую очередь затронули бы интересы этой верхушки, а, с другой, - для поддержания «цивилизованного имиджа, подписаны международные документы по борьбе с коррупцией, в том числе Конвенция ООН против коррупции, Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности, Конвенция СЕ  об уголовной ответственности за коррупцию, Конвенция СЕ об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности. В отношении работников правоохранительных органов существуют специальные требования «Всеобщих стандартов борьбы с коррупцией в полицейских ведомствах и органах», принятые Генеральной ассамблеей Интерпола в 2002 г.

Одной из наиболее актуальных задач является «возвращение в российское законодательство нормы о конфискации имущества, полученного преступным путём»[684]; между тем,  именно эта норма встречает наиболее упорное и последовательное неприятие и сопротивление со стороны депутатов, хотя ещё в мае 2001  г. ГД РФ  ратифицировала «Конвенцию СЕ об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности», содержащую, в частности,  следующее положение: «Борьба против опасных форм преступности … требует использования современных и эффективных методов… Один из этих методов заключается в лишении преступника доходов, полученных преступным путём»[685].

Коррупция в сфере образования. С точки зрения перспектив и предпосылок обеспечения экономической безопасности в будущем особую опасность представляет  коррумпированность в  сфере образования[686]. Она ведёт к формализации учебного процесса и любых, самых прогрессивных  нововведений в нём;  «вектор» коррупции как бы направляется  в будущее и препятствует подготовке квалифицированных кадров, способных осуществлять эффективные изменения в обществе и экономике. Осуществлённые же в последние годы изменения  не способствовали росту качества образовательного процесса и декларированным целям интеграция в мировое образовательное пространство; складывается впечатление, что действительной их целью является  облегчение процедур и механизмов   «выкачивания умов» из России и усиление интеллектуального потенциала стран-конкурентов.  В настоящее время порядка 20 тыс. российских учёных работают на различные структуры ЕС, географически находясь на территории России и являясь штатными сотрудниками российских научных учреждений[687].

Широко распространившаяся  коррумпированность сферы образования существенно снижает качество образования, заменяя процессы передачи и усвоения знаний формализованными ритуалами и рыночными сделками. Из числа людей, так или иначе связанных с получением образовательных услуг в вузах (студенты всех форм обучения, их родители и другие категории населения, имеющие отношение к поступлению в вуз, сдаче зачётов и экзаменов, защите дипломов) никогда не прибегают к взяткам, судя по данным опросов, лишь 7\%, в то время как 93\% делают это по принуждению или по собственному желанию, а 67\% участвуют в коррупционных операциях многократно. В 2006 г. в вузах, например, только  Ростовской области выявлено 254 преступления экономической направленности, преимущественно коррупционного характера[688].

Одной из актуальных современных проблем стала разработка и внедрение  инновационных образовательных технологий; некоторые вузы претендуют на то, чтобы  официально именоваться  «инновационными образовательными учреждениями». Особое значение с точки зрения инноваций и экономической безопасности имеет экономическое образование («В качестве урока следует говорить о необходимости повышения качества экономического образования. Нынешней России, как и советской, не везёт в этом отношении»[689]).  Если  в учебном заведении нет реального процесса передачи и усвоения знаний в ходе учебного процесса, нет реального производства и приращения нового знания при подготовке диссертаций[690], то остаётся лишь формальная вывеска, оболочка образовательного учреждения, за которой скрываются денежные сделки, не имеющие никакого отношения ни к образованию, ни к науке. Поставленная на конвейер «выпечка» псевдодипломов и псевдодиссертаций, формирование теневого рынка диссертационных работ  имеет крайне негативное значение в контексте проблем перехода к экономике знаний, т.к. фальсифицируется научный продукт, который по самой своей природе должен содержать приращение нового знания. Как отмечает академик-секретарь Отделения общественных наук РАН В.Л. Макаров, необходимо «бороться с так называемыми «мифическими вузами» (коих теперь уже больше трёх тысяч), дающими студентам не образование, а только диплом, а также с системой купли-продажи докторских и кандидатских корочек»[691]. Коррумпированность сферы образования имеет решающее значение для воспроизводства всей коррупционной модели социальных взаимодействий, поскольку коррупция в образовательных учреждениях ведёт к формализации всех действий и мер по развитию инновационных образовательных технологий, снижает фактическую квалификацию выпускников и препятствует подготовке специалистов, способных обеспечить переход к экономике знаний и укрепление экономической безопасности страны. Поэтому реальная, а не формально декларируемая борьба с коррупцией должна начинаться с властных структур и со сферы образования.

      Проблемы интеграции стран СНГ. Экономическая система Советского Союза представляла собой единый хозяйственный комплекс, причём  степень взаимной экономической  интеграции советских республик была значительно более высокой, чем, например, у стран Европейского Союза. В 1990 г. в СССР межреспубликанский оборот охватывал до 20\% валового национального продукта, тогда как в странах ЕС  межгосударственный оборот не превышал 14\% ВНП. Искусственное внеэкономическое разрушение единого народнохозяйственного комплекса явилось главной причиной падения объёмов производства и последующей глубокой экономической депрессии в большинстве стран СНГ – этим фактором обусловлено не менее ½ общего падения объёмов производства. Разрыв хозяйственных связей, «выпадение» макро-, мезо- и микроэкономических систем, комплексов и единиц из исторически сложившегося механизма разделения труда было обусловлено политико-конъюнктурными факторами и привело к крайне негативным экономическим последствиям. Выявилась иллюзорность представлений о возможностях эффективной переориентации экономических систем постсоветских государств на сотрудничество со станами «дальнего зарубежья» –  обнаружилась неконкурентоспособность товаров большинства государств СНГ на мировом рынке и нежелание господствующих на этом рынке стран и ТНК допустить появления новых потенциально опасных для них участников глобальных экономических взаимодействий.

     Этими причинами было обусловлено достаточно быстрое осознание во многих постсоветских государствах необходимости восстановления и развития взаимных экономических отношений. Уже в первой половине и в середине 90-х годов проявили себя интеграционные тенденции, стали заключаться многочисленные соглашения и создаваться интеграционные экономические структуры – Экономический союз, зона свободной торговли, таможенный союз, платёжный союз, межгосударственный экономический комитет, Евразийское экономическое сообщество  и т.п. Однако эффективность большинства из этих соглашений, организаций, комитетов и иных структур оказалась незначительна – постоянно давали о себе знать политические амбиции и стремление к односторонней выгоде этнократических элит, их попытки получать преимущества и привилегии от США и других стран за счёт антироссийских спекуляций, неспособность эффективного управления экономикой своих стран и т.д.

     Гораздо более действенным оказался процесс экономической и политической интеграции России и Белоруссии в связи с решением задач создания Союзного государства. В 1996 г. был заключён договор о Союзе, а уже в 1997 г. товарооборот двух стран возрос более чем на 30\%, в 1998 г. – ещё на 20\%. В результате к настоящему времени Белоруссия заняла ведущую роль среди торговых партнёров России в рамках СНГ – на её долю приходится свыше 30\% российского экспорта в эти государства. Экономические системы двух стран глубоко интегрированы и взаимосвязаны. В настоящее время происходит реализация 22 совместных программ по производству высокотехнологичной продукции, функционируют совместные российско-белорусские  финансово-промышленные группы в отраслях металлургии, автомобилестроения и моторостроения, производства топливной и дизельной аппаратуры, химических волокон, лёгкой промышленности. До 80\% потребностей российской экономики в тракторах и крупнотоннажных грузовых автомобилях обеспечивается за счёт поставок из Белоруссии; в то же время, до 70\% российского экспорта в страны дальнего зарубежья осуществляется через территорию Белоруссии. Процесс экономической и политической интеграции мог бы быть ещё более интенсивным, если бы не противодействие антигосударственных сил в обеих странах, исполняющих роль «агентов влияния» зарубежных держав, не заинтересованных в возрождении российской государственности.

     Несмотря на антироссийские позиции некоторых влиятельных политических сил Украины, происходит развитие интеграционных процессов и в российско-украинских экономических взаимоотношениях. Для более чем 500 крупнейших украинских предприятий в отраслях металлургии, космического, авиационного и автомобильного машиностроения, химической промышленности и нефтепереработки российские предприятия остаются их основными научно-техническими, производственными и коммерческими партнёрами. На долю Украины приходится более 30\% российского экспорта в рамках СНГ. Развивается процесс создания совместных финансово-промышленных групп и предприятий – функционирует  российско-украинская нефтяная компания «РУНО»; создан концерн «Сталь-Трубы-Газ», объединивший ряд предприятий Газпрома и Донбасса и т.д. Углубляется и  белорусско-украинское экономическое сотрудничество – создан и функционирует Белорусско-Украинский Деловой Совет, расширяется взаимная торговля, производственная кооперация, хозяйственные связи предприятий и областей.

      Ключевое значение для экономической интеграции постсоветских, и особенно славянских государств имеет сохранение общих историко-генетических и функциональных черт главного элемента производительных сил – трудовых ресурсов. Ориентация значительной части населения на участие в производительных формах труда, признание необходимости связи доходов и уровня жизни с трудовым вкладом, неприятие паразитического обогащения – эти традиционные элементы менталитета создают объективную базу для формирования единых закономерностей экономического и социального развития. Аналогичные факторы сказываются на экономическом развитии Южной Сибири (Северного Казахстана). Общность исторической эволюции, социально-экономических и психологических особенностей трудовых ресурсов  выступает как одна из важных объективных предпосылок развития  экономического сотрудничества – не случайно на Белоруссию, Украину и Казахстан приходится в общей сложности более 90\% российского экспорта в рамках СНГ. Перспективны формы экономического сотрудничества, складывающиеся в рамках еврорегионов («Слобожанщина» и др.).

      Следует отметить, что в современном мире возникают новые формы государственных структур, о чём, в частности, свидетельствует опыт развития Европейского Союза в последние годы (тенденции трансформации экономического и политического союза в конфедеративное государство, франко-германские соглашения и др.). Принятые в феврале 2003 г. решения руководителей четырёх стран – РФ, Украины, Белоруссии и Казахстана -  о формировании Единого экономического пространства могли бы  стать потенциальной политико-правовой основой для углубления интеграционных процессов и создания новых исторических форм российской государственности и цивилизационной системы. Однако последующие события «оранжевой революции» нанесли очередной удар по перспективам интеграции. Сепаратистские круги на Украине стремятся, вопреки экономической целесообразности, втянуть эту страну в структуры ЕС и НАТО.

     При этом неизбежно проявляет себя факт взаимовлияния экономических и политических аспектов интеграции. Ослабление  геополитических позиций России привело к многочисленным военным конфликтам как на постсоветском пространстве, так и в других регионах мира, а в практике межгосударственных отношений широкое распространение получили тенденции попрания норм международного права, утверждения культа грубой силы, агрессии и терроризма. Разрушение Советского Союза привело к деградации всей системы геополитических отношений, к ослаблению международной роли ООН и к реставрации форм и механизмов неравноправных межгосударственных отношений, в том числе экономических, характерных для предшествующих веков и тысячелетий. В связи с этим очевидно, что интеграционные процессы на территории СНГ и возрождение российской государственности – это не только собственно российская или евроазиатская, но и глобальная цивилизационная проблема. Ключевое значение в этом процессе имеет факт сохраняющегося экономического единства постсоветских государств и региональных территориальных образований на территории бывшего СССР.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПО РАЗДЕЛУ V.

 

Российская альтернатива: диктатура олигархии или цивилизационный «прорыв»

 

           Итоги развития России в течение последних двух десятилетий очевидно продемонстрировали: главным препятствием на пути развития страны является сформировавшаяся система господства криминально-компрадорской олигархии, заинтересованной в воспроизводстве социально-экономической модели «дикого капитализма» и колониально-сырьевой ориентации народного хозяйства. Возникнув посредством  преступного расхищения национального богатства страны и избрав в качестве механизма обогащения распродажу за рубеж результатов труда предшествующих поколений и невосполнимых природных богатств, олигархия в России изначально оказалась подчинена интересам и целям глобального финансового  капитала. Цели эти общеизвестны и давно очевидны: разрушение российской государственности и российской цивилизации в целом, исключение  страны из числа субъектов международной политики и превращение её в географическое пространство, ресурсами которого можно бесконтрольно распоряжаться[692]. Будучи подчинённым и зависимым элементом в системе глобального капитала, олигархия в России не может не выступать в качестве инструмента и проводника политики «мировой закулисы», международных центров влияния и  власти. Поскольку же вся система современных российских политико-правовых институтов, несмотря на балаганный камуфляж «демократии», реально является ничем иным, как «комитетом  по  управлению делами» преступной и предательской олигархии, то и фактическая деятельность этих институтов не может не приходить в противоречие с интересами  российского государства.

Отстранение от власти предательской криминально-компрадорской олигархии и симбиозного с ней коррумпированного чиновничества – главная задача современного развития российской государственности. Необходима новая система государственной власти, способная   сформировать условия для цивилизационного «прорыва», выхода на качественно новый уровень социального развития, соответствующий объективным императивам постиндустриального общества, формирования «экономики знаний» и гуманизации общественных отношений.

          Неотложными  первоочередными задачами этой власти объективно являются:

- восстановление государственного суверенитета России. Ликвидация последствий экономического и политического господства предательской олигархии, национализация стратегических отраслей народного хозяйства и направление материальных и финансовых ресурсов на восстановление обороноспособности и развитие приоритетных наукоёмких отраслей, пресечение внешнего вмешательства во внутренние дела страны;

- восстановление функций государства по управлению обществом. Необходимо помнить о том, что, по формулировке Н.Бердяева, «государство существует не для того, чтобы превратить жизнь людей в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад». Государство – главный социальный инструмент подавления звериного начала в человеке. Конкретно для сегодняшней России это означает реальное подавление всех форм преступности, истребление терроризма и сепаратизма;

- осуществление решительных шагов по восстановлению цивилизационной роли  России и геополитических позиций российского государства (Советского Союза, Российской империи). Исходя из сохраняющегося практического военно-стратегического паритета с США (в соответствии с «парадоксом Макнамары»), осуществление мер по воссоединению русского народа и по возвращению исторических территорий России. Рассматривать разрушение СССР как преступление против человечества, признавать в качестве основополагающих источников международного права решения Ялтинской конференции, Устав ООН, установки Хельсинского Совещания о нерушимости послевоенных границ в Европе;

- обеспечение политико-правовых, административно-организационных и финансово-экономических условий  для формирования «экономики знаний», преодоления сырьевой монокультурности производства и экспорта,  перехода к инновационному типу развития народного хозяйства, повышения эффективности производства и роста жизненного уровня населения;

-  осуществление мер по утверждению принципов правового и социального государства, во избежание перерождения авторитарной власти в диктатуру бюрократии по позднесоветскому образцу.