Мировая политика в условиях кризиса - Учебное пособие (Кортунова С.В.)

Основные концепции мпэ

 

Мировая политическая экономия разработала несколько базовых концепций, составляющий основу аналитического аппарата при исследовании взаимосвязей мировой политики и экономики.  В первую очередь следует остановиться на концепции комплексной взаимозависимости (Theory of Complex Interdependence), которая была сформулирована Р. Кеохане и Дж. Наем в ставшей классической книге Power and Interdependence[39], вышедшей в 1977 г. Комплексная взаимозависимость определялась авторами как ситуация, возникшая в международных отношениях в результате расширения мировой торговли и финансовых связей, в которой 1) между обществами, государствами и другими субъектами международной жизни устанавливаются множественные каналы коммуникации; 2) размывается иерархия ключевых проблем международных отношений, различные вопросы оказываются связанными между собой самым неожиданным образом, и иерархическая еще недавно повестка дня государств в МО становится комплексной; 3) в международных отношениях снижается эффективность военной силы и механизмов принуждения, более эффективным инструментом решения проблем становится поиск взаимных интересов.

В своей работе Кеохане и Най впервые отошли от традиционного понимания международных отношений, которое предполагает ведущую роль государства в международных вопросах и наличие иерархии вопросов в мировой политике, центральное место в которой занимают вопросы безопасности, военной силы и принуждения (реализм).  Авторы доказывают, что снижение эффективности военной силы как внешнеполитического инструмента и, наоборот, усиление экономической и других форм взаимозависимости между государствами повышают шансы на сотрудничество и позитивное взаимодействие между государствами. Повестка дня мировой политики становится все более сложной, далеко выходит за рамки вопросов международной безопасности. Причиной такого положения дел является диффузия и фрагментация власти в экономических вопросах, что, в свою очередь, происходит из-за  растущей взаимосвязи национальных экономики различных государств.

Государства по-прежнему остаются самыми важными игроками в международных отношениях, но в ситуации глобализирующихся мировых рынков государства уже не могут определять результаты взаимодействия. В процесс включаются множество новых игроков, которые обладают экономическими ресурсами и располагают собственными каналами коммуникации, формируют свои интересы и транснациональные коалиции, причем это происходит вне зон контроля министерств иностранных дел и советов национальной безопасности.

В конце 1970-х гг, когда Кеохане и Най выступили со своей революционной концепцией (сегодня она представляется очевидной, существовавшей всегда), она описывала систему отношений, сложившуюся на тот момент между развитыми индустриальными странами. На сегодняшний день эти изменения в системе международных отношений охватили уже большую часть мира, и в продвижении своих международных интересов государства в большей степени полагаются на координацию усилий национальных экономических игроков, чем на действия в традиционном внешнеполитическом поле.

Импульс развитию мировой политической экономии как дисциплине был дан ростом взаимозависимости национальных экономик после Второй мировой войны. Почему менялась система мировых хозяйственных и политических отношений? Чего можно было ожидать в будущем? – в основе этих вопросов лежала проблема взаимодействия экономических и политических факторов в международных отношениях. Основная задача новой дисциплины в тот период состояла в осмыслении природы этих взаимоотношений и выявлении ведущей и ведомой силы: управляют ли экономические интересы внешней политикой или наоборот, государственная политика является ведущей силой изменений в мировой экономике.

Вопрос о взаимоотношении политических и экономических факторов в международных отношениях был поставлен в специфическом контексте. В первые десятилетия после окончания Второй мировой войны военная, политическая и экономическая мощь была сконцентрирована в Соединенных Штатах, но в 1970-х гг. ситуация начала меняться. Американское экономические превосходство над остальным миром начало ослабевать, и специалисты начали задаваться вопросом, как это отразится на политической стороне международных отношений, не приведет ли этот процесс к началу периода политической нестабильности в мире?

В ходе развернувшейся дискуссии родилась концепция, которая сегодня известна как теория управляемой стабильности (Hegemonic Stability Theory, HST). В основу теории было положено допущение, что здоровье и стабильность глобальной экономики каким-то образом зависит от наличия в ней экономической и политической державы-гегемона. Как позже сформулировал Кеохане: «…теория утверждает, что структура влияния, контролируемая одной державой, наилучшим образом способствует формированию сильных международных режимов, которые обладают достаточной четкостью, и которым подчиняются»[40]. Более подробно центральное положение теории управляемой стабильности сформулировал Чарльз Киндлбергер: « Международной экономической и финансовой системе требуется лидер – страна, которая, сознательно или бессознательно, готова выработать и интернационализировать некую систему правил, устанавливать стандарты поведения для других стран и добиваться исполнения странами этих стандартов, брать на себя большую часть расходов по поддержанию этой системы и, особенно, готова взять на себя обязательства поддерживать невыгодные для себя меры, а именно: покупать излишки товаров, поддерживать поток инвестиций и предоставлять скидки на свои коммерческие бумаги».[41]

Теория управляемой стабильности базировалась на исторических наблюдениях. В период конца ХIХ–середины ХХ веков наблюдалась жесткая корреляция между мировой гегемонией одной из великих держав и периодом стабильности в мировых экономических отношениях. В начале этого периода лидером выступала Великобритания, а в мире процветал  Pax Britannica, основанный на «золотом стандарте». В период между мировыми войнами мирового лидера не существовало: Великобритания уже не способна была выполнять эту роль, а Соединенные Штаты были к ней еще не готовы политически. Этот период в мировой экономике характеризовался экономическим кризисом, протекционизмом и снижением объемов мировой торговли и инвестиций. После Второй мировой войны, во время действия Бреттон-Вудс, мировым гегемоном стали Соединенные Штаты,  а вокруг них сформировался Pax Americana. Из этих наблюдений следовал вывод: «Для того, чтобы стабилизировать мировую экономику, нужна держава-стабилизатор, единственная держава-стабилизатор».[42]

Отмечалось, что для поддержания стабильности в мировой экономической системе требуется выполнение трех условий: поддержание открытого импорту рынка, выделение долгосрочного контрцикличного кредитования и массированное краткосрочное кредитование в случае финансового кризиса. Поскольку такие меры довольно обременительны, держава-лидер должна быть готова брать на себя непропорционально высокую часть расходов, особенно если другие государства попытаются «прокатиться зайцем». Таким образом, стабильность мировой финансовой системы рассматривалась теорией как особое «общественное благо», обязанность обеспечения которого ложилась на державу-лидера.

Включившиеся в дискуссию политологи внесли в разрабатываемую теорию серьезные политические акценты, связанные с концепциями власти и влияния. Так, было замечено, что гегемония может реализовываться на практике не только  на основе явных или неявных договоренностей, но и путем принуждения. Экономическая мощь может рассматриваться не только как цель политики, но и как инструмент усиления политического влияния и обеспечения интересов безопасности державы-гегемона. Например, для обеспечения своих интересов безопасности гегемон может открывать зарубежные рынки силой и наоборот, использовать угрозу замораживания межгосударственной торговли и инвестиций с целью заставить другие страны следовать установленным им правилам.

В дальнейшем развитии теории управляемой стабильности следует отметить два важных момента. Один из них связан с возможностью изменений в системе, другой – с расширением функции гегемона на группу стран.

Важным развитием теории по первому вопросу, вопросу о возможности изменений в установившейся системе, стали книги Роберта Гилпина[43]. Он утверждал, что система международных отношений формируется в соответствие с интересами и для продвижения интересов ее наиболее влиятельных участников. Со временем, с изменением соотношения сил и возможностей держав, усиливающиеся государства попытаются изменить правила игры в своих интересах, и будут продолжать эти попытки, пока издержки этих усилий не начнут превышать возможную выгоду от перемен. Таким образом, предварительное необходимое условие перемен в мировой политической системе состоит в «несоответствии существующей политической системы и распределением влияния между теми игроками, которые в наибольшей степени выиграют от ее изменения»[44].

Претерпело эволюцию и понимание гегемона и его функций в мировой системе. Во-первых, Р. Кеохане, основываясь на теории коллективных действий, пришел к выводу, что роль гегемона в мировой системе может играть не только отдельная держава, но и группа держав[45]. Эту мысль развили Манкур Олсон и Томас Шеллинг, заключив, что роль гегемона может играть и группа стран, достаточно небольшая для того, чтобы вклад каждой из держав в «общественное благо» был обусловлен вкладом других участников[46].

Во-вторых, со временем несколько изменились и акценты в понимании выполняемой гегемоном функции. Работы Барри Эйшенгрина[47] и Стивена Краснера[48], посвященные анализу изменения мировой финансовой системы и потоков мировой торговли в связи с переменами в политическом влиянии и экономической мощи держав-гегемонов, показали, что основное внимание в анализе мировой системы должно уделяться не столько объему влияния и экономической мощи гегемона, сколько способности гегемона создавать благоприятные условия для производства востребованных мировой системой «общественных благ» или, как это сформулировал Дэвид Лейк, «инфраструктуры»[49] мировой экономики.

Развивая теорию управляемой стабильности, Стивен Краснер ввел в научный оборот понятие международных режимов (International Regimes), которое развилось в самостоятельную концепцию и активно используется специалистами при анализе системы мирового управления. В центре его внимания оказался вопрос, какой механизм вносит предсказуемость и стабильность в международные отношения в отсутствие абсолютного гегемона. Краснер пришел к выводу, что таким цементирующим составом в международных отношениях являются режимы. «Режимы можно определить как наборы явных или неявных принципов, норм, правил и процедур принятия решений, к которым сходятся ожидания участников той или иной области международных отношений. Принципы являются верой в факты, причинную зависимость и моральные принципы. Нормы являются стандартами поведения, определенными в терминах прав и обязанностей. Правилами являются предписания и запрещения действий. Процедуры принятия решений – это преобладающие практики совершения и реализации коллективного выбора»[50]. По убеждению Краснера, режимы обладают значительной инерцией и продолжают существовать и «управлять» мировой политической и экономической системой еще долго после того, как обстоятельства изменились и центр силы, установивший режим, ослаб или перестал существовать: «После того, как режим установился, он начинает жить своей жизнью»[51]. Режимы могут меняться, но для этого необходимо прилагать сильное давление в течение долгого времени – смена режимов напоминает геологические процессы, и идет так же трудно и медленно.

В связи с дискуссией, развернувшейся вокруг теории режимов, следует упомянуть об еще одной политэкономической концепции, выдвинутой британцем Робертом Коксом. В начале 1980-х гг. он выдвинул концепцию нового мирового порядка (New World Order), которая утверждала, что происходящие в мире перемены гораздо глубже, чем просто усиление интеграции национальных экономик. Центральным моментом концепции стало формирование новой «глобальной классовой структуры, накладывающейся на национальные классовые общества»[52]. Под мировым порядком Кокс понимал историческую структуру, формируемую тремя факторами: материальные потенциалом, идеями и институтами. Материальные потенциал высокими темпами интегрируется в единый мировой механизм, и интернационализация экономики трансформирует общественные отношения и стимулирует инновации в институтах управления. Меняется весь комплекс взаимоотношения общества и государства, и новый мировой порядок будет сформирован реакцией мировых социальных сил, которые постараются «выторговать лучшую сделку с мировой экономикой»[53].

В завершение нашего краткого обзора основных положений мировой политэкономии следует также остановиться на теории и практике целенаправленной трансформации зарубежных обществ и политических систем, проводимой Европейским союзом экономическими методами – концепции европеизации (Europeization, Political Conditionality).   В основу этой политики положено старое положение идеалистической школы изучения международных отношений о том, что характер политического режима определяет внешнеполитическое и внешнеэкономическое поведение государств. Вдохновленные крахом коммунистических режимов, европейцы и американцы пришли к выводу, что политические режимы можно менять, и распространение собственной общественно-политической модели на другие государства наилучшим образом обеспечит политические и экономические интересы Запада в мире. Инструментом воздействия на зарубежные общества было выбрано экономическое сотрудничество и экономическая помощь. Расширение экономического сотрудничества и предоставление экономической помощи зарубежным странам обуславливается требованиями по демократизации обществ этих стран. Результатом такой политики, по замыслу ее авторов, станет расширение международного режима, построенного на европейских правилах, нормах и процедурах[54].

Суммируя изложенные выше основные положения политэкономической теории, следует подчеркнуть несколько моментов, важных для анализа российской повестки дня в отношении реформирования мировой финансово-экономической системы. Первое, существующая система (режим) был создан Соединенными Штатами для обслуживания собственных интересов. Второе, сегодня существование этого режима основывается уже не на абсолютной гегемонии Соединенных Штатов, а на его поддержке широкой группой индустриально развитых стран. Третье, режим может быть изменен, но для этого необходимо тесное сотрудничество нескольких растущих в данный период держав, и долгие целенаправленные усилия. Основой такого сотрудничества может стать лишь ясное понимание растущими державами своих интересов как отличных от интересов авторов нынешнего режима. В этой связи представляется необходимым начать дискуссию, которая положительно или отрицательно ответила бы на вопрос о наличии у России, Китая, Индии, других растущих государств таких общих  интересов.