Мировая политика в условиях кризиса - Учебное пособие (Кортунова С.В.)

Глава девятнадцатая

Большой Ближний Восток: четыре горячих точки

 

            Термин «Большой Ближний Восток», видимо, уже прочно вошел в мировой политический лексикон. Более того, он с каждым годом приобретает все большее значение, причем с тревожным оттенком. Действительно, именно на этом обширном пространстве от Северной Африки до Индии находятся наиболее опасные «горячие точки» мировой политики, отсюда исходит опасность широкомасштабных международных конфликтов.

            Среди множества конфликтных ситуаций, различных по своему масштабу и значению, можно выделить четыре наиболее опасных с точки зрения международной безопасности. Это: а) израильско – палестинский узел, б) незатихающее насилие в Ираке, в) кризис, возникший из – за ядерной программы Ирана, г) война в Афганистане и Пакистане.

 

Израильско-палестинский узел

 

Сейчас самый длительный конфликт на свете – арабо – израильский, в основе которого лежит судьба Палестины. Прошло 60 лет, но так и не претворилась в жизнь принятая в 1947 г. резолюция Генеральной Ассамблеи ООН о создании двух государств –еврейского и арабского. Существует только первое из них, а до создания второго так же далеко, как и прежде. Рассуждая «задним числом», легко признать, что с обеих сторон за все эти десятилетия было допущено множество ошибок, политика как арабов, так и израильтян в ретроспективе выглядит невероятно близорукой.

Главный упрек, который обычно делают арабским политикам, состоит в том, что они, во–первых, не признали решение ООН и вместо этого начали войну с только-что образовавшимся Израилем, которую проиграли, и во–вторых, после еще одной проигранной войны в 1967 г. вместо переговоров провозгласили: «нет» переговорам с Израилем, «нет» миру с Израилем, «нет» признанию Израиля.  Если обратиться к ошибкам  другой стороны, то сразу можно отметить, пожалуй, главную из них, поистине роковую: решение о строительстве еврейских поселений на оккупированном Западном берегу, причем ответственность за это ложится как на израильских  правых, так и на левых. Светские и религиозные сионисты соперничали друг с другом в поощрении иммиграции евреев как из СНГ, так и из США  именно на Западный берег, как бы стремясь поставить арабов перед необратимым фактом утверждения на их земле форпостов «еврейского присутствия». Вопиющая близорукость израильского руководства привела к тому, что оно само себе поставило барьер на пути создания палестинского государства, без чего – и это сейчас ясно почти для всех – мира быть не может, конфликт будет тлеть бесконечно.

Крупной ошибкой Израиля следует считать создание на Западном берегу такой системы  пропускных пунктов, которые делают жизнь палестинцев невыносимой. Почти 600  израильских блокпостов и барьеров существуют на этой территории. Люди не могут нормально передвигаться из одного населенного пункта в другой.

Еще одна грубая ошибка израильских властей связана с их поведением по отношению к сектору Газа после того, как там власть в 2006 г. захватил ХАМАС. Было решено проводить политику противопоставления Западного берега Газе. Газу намеревались подвергнуть блокаде в расчете на то, что население, доведенное до отчаяния своим бедственным положением, взбунтуется против ХАМАС. Ничего из этого не получилось. Люди страдали, но проклинали не ХАМАС, а Израиль и Америку. А жители Западного берега, даже если им стало жить лучше, чем прежде, все равно не могут быть безразличны к бедствиям своих собратьев в Газе. Никакой благодарности Израилю они не проявляют, да и авторитет Махмуда Аббаса, главы Палестинской администрации и лидера ФАТХ, отнюдь не вырос, скорее наоборот. В свою очередь, и ХАМАС  совершил тяжелейшую ошибку, спровоцировав своими ракетными обстрелами израильских городов ужасающий вооруженный удар со стороны Израиля.

Реально противоположные интересы сторон в принципе можно было бы удовлетворить, хотя бы частично, при наличии доброй воли, взаимопонимания и готовности идти на уступки, без которых невозможен компромисс, а иначе, как компромиссным путем, идею «двух государств»  воплотить в жизнь нельзя.

Иерусалим, например, разделить трудно, но возможно. Для этого крошечный кусок земли, Храмовую Гору, можно поставить под совместное управление или же устроить дело таким образом, что святые места каждой из сторон окажутся под юрисдикцией соответственно иудеев и мусульман, пусть даже их разделяет всего несколько сот метров. Можно  решить и проблему еврейских поселений на Западном берегу: преобладающую часть из них демонтировать (сломив отчаянное сопротивление поселенцев – задача труднейшая, но не непреодолимая), а  те, которые примыкают к Иерусалиму и представляют собой уже большие еврейские города, включить в состав Израиля, отдав      взамен палестинцам часть нынешней израильской территории. Так будет установлена граница: возвращение, хотя и не в буквальном смысле слова, к линиям разграничения, существовавшим до июня 1967 г. И даже труднейшую из всех, головоломную проблему возвращения палестинских беженцев нельзя считать абсолютно неразрешимой; разумеется, ни одно израильское правительство никогда не согласится впустить их на свою землю – ведь учитывая разницу в темпах прироста населения, ему пришлось бы смириться с тем, что уже через несколько лет еврейское государство станет арабско – еврейским. Но значительная часть беженцев смогла бы приехать в палестинское государство, даже если их родители были родом из тех мест, которые стали Израилем, другая часть удовлетворилась бы денежной компенсацией.

Но дело в том, что одна из  сторон конфликта считает уступки, на которые готовы были бы пойти ее лидеры, чрезмерными, а другая сторона – недостаточными. Палестинцы не желают понимать, что правительство Израиля не может идти напролом против общественного мнения, утратившего всякое доверие к арабам, и тем более им совершенно неважно, что слишком большие уступки с учетом особенностей политической системы Израиля неизбежно приведут к падению конкретной правительственной коалиции. Какое им дело до политических раскладок во враждебном государстве? А израильтяне упорствуют с слепом заблуждении, заключающемся в том, что «арабы понимают только силу «и что спасение еврейского государства лишь в том, чтобы быть как можно более жестким и «крутым». Израильтянам не хватает понимания того, какое огромное значение для арабов имеет их достоинство, насколько невозможно им выглядеть в своих и чужих глазах  проигравшими и опозоренными неудачниками. Психологический барьер огромен. Некоторые полагают, что тут дело в несовместимости цивилизаций, в противоположности менталитетов, другие видят главное зло в накопившемся недоверии, когда одна сторона априори убеждена в том, что другая только и думает, как бы ее обмануть, переиграть. Так или иначе, беда в том, что уже дети воспитываются в духе ненависти и презрения к   «вечному врагу». Арабы сам факт образования Израиля называют «накба», катастрофа, а евреи не сомневаются, что любая уступка палестинцам лишь разожжет их аппетит, что арабы никогда не откажутся от конечной цели – уничтожения Израиля. «Уйдешь на границы 1967 года – рано или поздно потребуют вернуться к границам 1947 года».             «Ушли из южного Ливана – получили Хизбаллу с ракетами, ушли из Газы – получили ХАМАС с ракетами. Так уж лучше держаться, ничего больше не отдавать. А то, что весь мир нас осуждает – так евреям не привыкать, такова наша судьба на протяжении тысячелетий». С таким настроением трудно ожидать готовности идти на компромиссы…

Корни близорукой и контрпродуктивной политики Израиля по отношению к арабам лежат еще в первоначальных представлениях первых поколений иммигрантов. Достаточно вспомнить лозунг « Дать народу без земли землю без народа», равносильный отрицанию самого существования палестинского арабского народа; убежденность в том,  что Бог дал евреям право создать Великий Израиль на земле всей Палестины; распространенное среди многих израильтян пренебрежительное, презрительное отношение к арабам вообще как к чуть ли не дикарям и т.д. А с другой, арабской стороны - полное игнорирование или даже отрицание факта проживания евреев в Палестине в древности; отношение к евреям как к незаконным пришельцам, внедренным в арабский мир Америкой,  которая создала Израиль как свое орудие для борьбы с исламом; культивирование ненависти и отвращения к евреям, доходящее до того, что лидер крупнейшей ливанской шиитской партии Хизбалла шейх Насрулла позволяет себе на митинге отзываться о евреях как о «потомках свиней и обезьян», и пр.

Отметим и внешние факторы. США в период «холодной войны» сделали Израиль своим союзником в борьбе против левых, просоветских сил. Израильские лидеры воспользовались этим, полагая, что тем самым у них есть свобода рук по отношению к арабам – ведь для американцев наличие стратегического союзника важнее, чем судьба каких–то палестинцев, Америка всегда будет на стороне Израиля. Сейчас это все позади, но вырисовывается новая конфронтация: США противостоят Ирану и поддерживаемым им радикальным организациям Хизбалла и ХАМАС, и при этом новом раскладе сил в регионе ХАМАС оказывается в иранском лагере, а ФАТХ, побитый и униженный исламистами – в одном лагере с Америкой и Израилем.. Палестинцы расколоты и парализованы, и у израильских лидеров вновь возникла надежда на то, что точно так же, как Израиль был нужен американцам для противостояния СССР и его союзникам, теперь он необходим Вашингтону для отпора «иранской экспансии», и США волей–неволей будут его поддерживать, а следовательно, нет нужды форсировать процесс создания палестинского государства.

Наконец – еще один важный момент. На первом этапе существования Израиля сионизм был по преимуществу светским движением, и ему противостояло тоже в основном секулярное движение арабских националистов во главе с Арафатом. Теперь все не так. В Израиле набирает силу религиозный компонент сионизма, а среди палестинцев растет влияние ХАМАСа, исламистского движения,  принципиально отрицающего возможность существования еврейского государства, исходя из религиозных установок. Таким образом, в обоих лагерях стал доминировать религиозный элемент, что делает сближение их позиций  в высшей степени затруднительным, если вообще возможным. Когда израильтяне слышат, что ХАМАС не имеет ни малейшего намерения отказаться от идеи создания единой арабской исламской Палестины, причем евреям будет предложено « возвращаться в Германию или куда–нибудь еще – нет ничего удивительного в том, что среди них крепнет убеждение в необходимости «стоять насмерть» , и концепция «земля в обмен на мир»  объявляется устаревшей.

Так что же – полный тупик?  Сегодня это выглядит именно так. Но каковы же в таком случае перспективы? Продолжение фактической оккупации Западного берега грозит Израилю большими бедами: периодические вспышки вооруженных выступлений, возобновление акций террористов–смертников, наращивание мощи и технических средств военизированных радикальных организаций, способных в принципе обстреливать израильские города ракетами все большей дальности, акты насилия по отношению к евреям в различных странах и т.д. Напрашивается единственный выход – поиски решения на базе все той же, давно известной концепции двух государств. Банально? Но ничего другого не придумаешь, как ни ломай голову.

Сейчас обстановка ухудшилась вследствие того, что на выборах в начале 2009 г. в Израиле пришло к власти самое правое правительство за двадцать лет. Премьер – министр Биньямин Нетаньяху и в еще большей степени его министр иностранных дел Авигдор Либерман, судя по их словам, вообще против создания палестинского государства. Максимум, на что Нетаньяху смог пойти под давлением Барака Обамы, – это образование полностью демилитаризованного государства на палестинской земле, причем при условии сохранения там еврейских поселений, в которых сейчас живет уже около 300 тыс.чел. При этом израильский премьер, не побоявшись вступить практически в конфликт с Обамой, дает зеленый свет строительству новых домов в уже существующих поселениях. Ясно, что ни Махмуд Аббас, ни любой другой палестинский политик на такие условия урегулирования конфликта пойти не сможет. Израильское правтельство это понимает, но создается впечатление, что ему это безразлично, ведь оно по – прежнему может ссылаться на то, что разговаривать–то, по существу, не с кем, у палестинцев нет единого руководства. И в самом деле, палестинские политики верны себе: даже в такой ответственный момент они не в состоянии уладить свои разногласия и договориться между собой. Похоже, что непосредственным, наиболее опасным врагом для ФАТХа является не Израиль, а ХАМАС, и наоборот. В таких условиях израильское руководство, действительно, может себе позволить не спешить, тем более, что Нетаньяху достаточно успешно переключил внимание Обамы на иранскую проблему (и иранские лидеры ему в этом помогают).

Короче говоря, перспективы урегулирования конфликта выглядят в настоящее время малореальными.

Война в Ираке не прекратилась

 

Еще пару лет тому назад, когда в Ираке ежемесячно убивали 3,500 человек гражданского населения, казалось, что страна безнадежно погрузилась в пучину гражданской войны, что дело идет вообще к распаду Ирака на три государства. Но потом все изменилось. Потери среди гражданского населения уже в 2008 г. уменьшились почти на порядок, а в августе 2009 г. погибло «всего» около 200 человек; сепаратистские тенденции тех шиитских фракций, которые желали обособления южных провинций вплоть до создания фактически отдельного государства, не получили поддержку шиитской общины, не говоря уже о суннитах, правительство Нури аль–Малики сумело показать себя как достаточно сильная власть, обуздавшая экстремистов, шииты пошли на уступки суннитам. Наконец, было заключено соглашение с Соединенными Штатами о выводе американских войск из иракских городов летом 2009 г. и сосредоточении их на базах (это уже выполнено) и о полном их уходе из Ирака к концу 2011г.

Президент Обама сказал: «Если бы два года тому назад мне сказали, что Ирак станет наименьшей из моих проблем, я бы ни за что не поверил».

«Виновником» такого поворота к лучшему в первую очередь стала ... «Аль-Каида». Уже вскоре после того, как американцы оккупировали Ирак и прежние хозяева страны – сунниты, – оказавшись сброшенными со всех командных высот, начали партизанско-диверсионно–террористическую войну (из каждых десяти убитых американских солдат семь погибали от рук суннитских боевиков), на помощь суннитам пришли их единоверцы из «Аль–Каиды». Ведь костяк этой международной террористической организации составляют  приверженцы непримиримой и злобной ваххабистской секты суннитской конфессии. Новое поколение тех же боевиков, которые в 1990-х годах воевали в Афганистане против Советской армии, хлынуло в Ирак, чтобы на этот раз убивать американцев. Они действовали точно в соответствии со словами своего лидера Усамы бен Ладена о том, что в Афганистане «с помощью Аллаха советский флаг был спущен и выброшен в мусорную яму, и не осталось ничего, что можно было бы назвать Советским Союзом. Это освободило исламские умы от мифа о сверхдержавах. Я уверен, что мусульмане смогут положить конец легенде о так называемой сверхдержаве Америке».

Воспользовавшись близоруким и ошибочным решением Буша–младшего о вторжении в Ирак, «Аль–Каида» на какое–то время сумела превратить Ирак в свою главную базу. Фактически Буш своими руками впустил в Ирак тех самых террористов, на совести которых убийство 3 тысяч американских граждан 11 сентября 2001 г.  Но бойцы «Аль–Каиды», верные себе, не ограничились  войной против американцев, а начали еще и истреблять шиитов.             Здесь проявилась застарелая ненависть суннитов к шиитам. Лидер иракских ваххабитских   исламистов–приверженцев «Аль–Каиды»  Абу Мусаб аз–Заркауи называл шиитов «непреодолимым препятствием, затаившейся змеей, хитрым и зловредным скорпионом, шпионящим врагом и глубоко проникающим ядом». И когда началась  «война милиций» , связанный с «Аль–Каидой»  интернетовский сайт  призвал к  «полномасштабной войне против шиитов по всему Ираку, где бы они ни находились». Развернулась так называемая  «этническая чистка»; правда, назвать ее этнической трудно, поскольку арабы убивали арабов. Суннитские и шиитские боевики по очереди осуществляли  «зачистку»  соответствующих кварталов Багдада. Люди аз–Заркауи принесли в Ирак практику акций смертников, столь характерную для последователей Усамы бен Ладена. Шииты отвечали ударом на удар. Тысячи людей гибли при выходе из мечети, когда в толпу врезалась автомашина  и водитель пускал в ход взрывное устройство. Стали обычными взрывы при входе в пункты вербовки добровольцев в армию и полицию; как правило, добровольцами были молодые шииты, и они погибали тысячами.

Для суннитских боевиков борьба против оккупантов фактически стала неотделимой от войны против шиитов, более того – по сути дела их атаки на американских солдат преследовали  главную цель:  не допустить создания государства, в котором доминировали бы шииты. Убивая американцев и шиитов, суннитские повстанцы стремились продемонстрировать – прежде всего общественности Соединенных Штатов, -  что сунниты будут продолжать насильственные акции бесконечно, в Ираке не будет ничего, кроме кровавого хаоса, до тех пор, пока  Америка не осознает, что единственный выход – уйти из этой жуткой страны, где идет война всех против всех. Расчет был на то, что американское общество, видя перед собой кошмарную перспективу гибели тысяч и тысяч своих солдат, заставит Белый Дом вывести из Ирака войска, и тогда, оставшись один на один с презираемыми шиитами («один суннит стоит двух шиитов») , суннитская община восстановит прежние порядки, вновь обретет статус гегемона.

Однако «Аль-Каида» в Месопотамии», как назвал свою организацию аз-Заркауи     (впоследствии убитый американцами) переиграла сама себя. Ее зверства, практиковавшиеся ею акции смертников, при которых гибла масса простых жителей, ее стремление насаждать самые бесчеловечные и мракобесные нормы шариата, наконец, ее попытки отобрать у шейхов суннитских племен выгодный канал контрабандной торговли – все это привело к тому, что значительная часть суннитских боевиков–иракцев повернулась против пришельцев. Союзники стали врагами, суннитские боевики вступили в альянс с американцами, рассудив, видимо, что «Америка – это плохо, но «Аль–Каида» - это еще хуже». Каждому перешедшему на их сторону боевику американцы платили по 300 долларов в месяц. И «Аль–Каида» потерпела поражение, хотя еще и не полное. Но в целом можно сказать, что тактика командующего американскими войсками в Ираке генерала Петреуса, которому к тому же Буш на закате своего президентства «подбросил» около 30 тысяч солдат, оправдала себя.

Сыграл свою роль и другой фактор: политические классы как шиитов, так и суннитов, видимо, осознали, что взаимное истребление не даст победы ни одной из сторон, а лишь приведет к гибели государства. Доминирующим в правительстве и в парламенте шиитам пришлось пойти на «исторический компромисс». Они сделали существенные уступки суннитам, которые в ответ прекратили бойкот парламента и вернулись в него. Ослаблению напряженности способствовало также падение популярности радикальных религиозных партий. Главная, наиболее проиранская шиитская партия –  Высший исламский совет Ирака – получила на провинциальных выборах в феврале 2009 г. значительно меньше голосов, чем прежде, ее лидер Абдель Азиз аль–Хаким, умер. Укрепил свои позиции премьер–министр Нури аль–Малики,  практически исчез с политической арены знаменитый вожак шиитских экстремистов Муктада ас–Садр, некогда намеревавшийся при помощи своей военизированной организации «Армия Махди» придти к власти в стране. На 16 января 2010 г. назначены всеобщие выборы, к участию в которых готовятся 296 партий и движений. Mалики создал движение «Правовое государство», объединяющее около 40 партий, как шиитских, так и суннитских, и явно метит на роль мощного общенационального лидера.

И все же было бы преждевременно утверждать, что в Ираке произошел уже необратимый поворот к стабилизации и нормализации. Во–первых, вывод американских войск из городов привел, как и следовало ожидать, к резкому всплеску террористической активности экстремистов, в первую очередь со стороны резко ослабленного, но все еще сохраняющего немалые силы альянса непримиримых суннитских боевиков и остатков «Аль–Каиды», прежде всего в Мосуле, самом опасном на сегодня центре повстанческого движения. Иракская армия и полиция – это далеко не то, что американская морская пехота, их боеспособность оставляет желать лучшего. В крайнем случае опять придется обратиться к помощи американских войск. Во–вторых, усиливаются противоречия внутри руководства шиитской общины, лидеры Высшего исламского совета Ирака, в который входят и люди Муктады ас–Садра, опасаются того, что Малики совсем оттеснит их и станет диктатором. Не исключено возобновление вооруженной борьбы между шиитскими фракциями. В–третьих, на передний план неуклонно выходит проблема взаимоотношений между арабами и курдами.

Именно арабско–курдские противоречия могут привести к возникновению нового, чрезвычайно опасного очага внутренней борьбы в Ираке.

Этнически курды - это совершенно другой народ, чем арабы, их язык относится не к семитской, а к иранской языковой группе, у них самобытная культура и традиции. Несмотря на бесчисленные межплеменные и межклановые воооруженные столкновения, которыми полна вся история курдов, перед лицом чуждого этноса они обнаруживают солидарность, осознание  общности исторической судьбы. Взаимоотношения курдов с арабами в Ираке всегда были далеки от идиллических, хотя в целом они  уживались рядом достаточно мирно. Но уже в 20-х годах минувшего столетия началась серия восстаний против багдадской власти. С кличем "Курдистан или смерть!" вновь и вновь поднимались на борьбу в своих горах  "пешмарга"  (идущие на смерть), как называли себя  курдские повстанцы. Вообще смерть всегда ходила рядом с курдами, одна из их пословиц звучит так: "Мужчина рождается для того, чтобы быть убитым".  Менялись режимы, монархию сменила республика, но каждая новая власть  проводила еще более свирепые репрессии против курдов, чем предыдущая.

Ничто, однако, не могло сравниться с геноцидом, устроенным в Курдистане в конце 80-х годов  режимом Саддама Хусейна: было уничтожено 4 тысячи курдских деревень, погибло более 100 тысяч человек. Но после  разгрома иракской армии американцами в 1991 г. Саддам был вынужден вывести свои войска из Курдистана, кроме района Киркука, и с тех пор эта часть Ирака является де–факто самостоятельным регионом. Перед иракскими курдами стояли два варианта развития страны: независимость или автономия в составе Ирака. Первый вариант был чреват  неимоверными трудностями. Во-первых, не было гарантии, что Турция не предпримет вооруженную интервенцию; ведь турецкие войска в последние годы неоднократно входили на землю иракского Курдистана, преследуя укрывавшиеся там отряды повстанцев, турецких курдов, давно ведших вооруженную борьбу. В случае провозглашения независимости иракского Курдистана,  Анкара, опасаясь, что образование нового государства  может дать могучий толчок  борьбе турецких курдов, вполне могла бы решиться  не допустить этого путем применения силы. Во-вторых, даже если бы Турцию удалось от этого удержать, вряд ли мировая общественность  признала бы курдское государство хотя бы потому, что западные державы  не заинтересованы в резком ухудшении отношений с Турцией, членом НАТО. В-третьих, этим был бы возмущен весь арабский мир; конечно, Ирак мог бы существовать и без Курдистана, в "чисто арабском" варианте (живет же Россия без Украины и Центральной Азии), но для арабских стран отторжение Курдистана  означало бы новое унижение, лишь ненамного уступающее тому, что они испытали после образования еврейского государства на земле Палестины. Поэтому арабский мир бойкотировал бы Курдистан, и то же сделали бы Турция и Иран из-за ситуации с собственными курдами. В таком случае независимый  Курдистан оказался бы окруженным врагами, что подорвало бы все его экономические связи. И в-четвертых, курды, лишенные сколько-нибудь значительных естественных ресурсов, при весьма сомнительных перспективах  обретения нефтеносного района Мосула-Киркука и при неизбежной потере той части выручки от продажи иракской нефти, которую они сейчас получают через ООН, оказались бы перед лицом подлинной экономической катастрофы.

Взвесив все это, курдские лидеры пришли к единственно правильному выводу: они твердо заявили, что о выходе из состава Ирака нет и речи и что они видят будущее своей земли в составе иракского федерального государства при условии передачи им Киркука, который в проекте Основного закона  был провозглашен столицей курдского региона. Здесь сразу же появилось зерно будущего конфликта, причем многостороннего: ведь мало того, что иракские арабы при любом правительстве вряд ли легко согласятся отдать курдам богатейший нефтеносный район (там добывается пятая часть иракской нефти)  - на него может выдвинуть свои претензии и Турция, аргументируя их, в частности, тем, что значительную часть населения Киркука составляют туркмены (туркоманы), народ тюркского корня. Но курды тверды в одном: Киркук – это «курдский Иерусалим»

Саддам Хусейн успел переселить в Киркук множество арабов, и сейчас демографическая ситуация в городе является неясной, переписи не проводилось. Намеченный было референдум о статусе Киркука все время откладывался из опасения вспышки острого конфликта, а тем временем власти Эрбиля (главный город региона иракский Курдистан, в который Киркук пока что не входит) делали все, чтобы обратно «курдизировать» город и прилегающий к нему район. Сейчас, видимо, приближается момент, когда вопрос о Киркуке должен быть все–таки решен в ту или иную сторону, и арабы, как сунниты, так и шииты, будут категорически против передачи Киркука в состав иракского Курдистана, независимо от исхода референдума, который, в случае победы на нем курдов, арабы могут объявить подтасованным.

Можно провести аналогию с  провинцией Косово в период распада Югославии. Несколько лет воевали между собой сербы, хорваты и боснийцы, а о Косово никто не думал, там было относительно спокойно. И вот после прекращения «большой войны» именно в Косово произошел взрыв. Так и в Ираке: на фоне межарабских суннитско–шиитских военных действий Киркук оставался в тени, но вскоре может придти его очередь, и судьба единого иракского государства окажется под вопросом.