Приложение 5

МАНИФЕСТ РУССКОГО ПРЕДРОМАНТИЗМА – «СИЛА ГЕНИЯ»

М.Н.МУРАВЬЕВА

(образец анализа поэтического текста)

Многое в идейно-тематическом звучании этого стихотворения объясняет двойственный характер его жанровой природы. С одной стороны, «Сила Гения»

– особенно, по-видимому, в первой редакции (1785), – ощутимо связана с дидак- тическими традициями классицизма, итогом чего на жанровом уровне выступают зримые реликты эпистолы. Но в то же время стихотворение, о чем свидетельст- вует в т.ч. окончательный его поздний вариант (1797), стремительно приближа- ется к жанровой модели предромантического дружеского послания. Последнее особенно значительно влияет на характер лирической медитации.

Объектная тема произведения – осмысление глазами человека конца XVIII столетия феномена Гения в культуре и искусстве. Обращает на себя внимание в этой связи чрезвычайная насыщенность стихотворения ассоциативными для мировой культуры конца XVIII - начала XIX веков образами и именами. Культо- вые имена Мармонтеля, Бомарше, Вергилия, Корреджио, Тассо, Оссиана, Юнга

– вплетены в единый рисунок с персонажами популярных в Европе еще с заката

классицизма пьес и поэм (в т.ч. и на античный мифологический сюжет): Армида, Меандр, Леандр, Иро, Лина. Примечательно, что если первый «ряд» равно со- относим и с «легким» искусством и с творчеством трагедийного плана (Юнг, Ос- сиан) – то «знаки» литературных героев практически полностью связаны только с проблемами так называемого «нового «искусства для света»» и любовной его тематикой (Муравьев вступает в своеобразный «диалог» с собственным творче- ством, как бы прямо отсылая читателя к своему манифестному «Посланию о легком стихотворении»!).

Помимо собственно культурологического ассоциативного пласта заметные место и роль принадлежат и образам-типажам современных автору «людей све- та»: «...тревожится пиит, / И умствует мудрец,и рвется сибарит / Из рук отчаян- ной любовницы...»; «пустомеля», «...который при дворе на службе». Типажи на- меренно схематичны, условны, в значительной степени диктуются канонами французской «легкой поэзии»: ср. – в первых строках образ «Темиры томной», которая «на арфе звенит», а в финале – «Нины непокорной, / Которой рабствует и пастырь и герой».

Однако, весь «хор» этих второстепенных ассоциативных ярко выраженных ролевых персонажей – лишь «увертюра», подготовительный фон к главной фило- софско-эстетической проблеме, ключевой для предромантизма – проблеме Гения.

Стержневой образ лирического героя (в подтексте частью соотносимый и с автором) практически со всеми остальными названными нами персонажами свя- зан лишь по принципу «отталкивания», контраста. Главный «закон» жизни света

– искусство (в т.ч. – и в негативной коннотации: как игра, ложь, притворство). В

отношении же к Гению «...сокровенную печать, / Которая его дает благоволенье,

/ Нельзя искусству похищать».

Уникум Гения видится Муравьеву в свободной симфонии – равно: Ужасного и Прекрасного. Сравним:

а) «...поражающий и живописный вид / Природы дикой,мрачной», «...дух тесним страстей обуреваньем»; «Услышит Духа бурь во песнях Оссиана»;

б)  «...сердце  нежное,  которо  тонко  спит  /  Под  дымкою  прозрачной»;

«...будет ... он в сени уединенной / ... / Взирати, восхищен, на ясный неба свод»;

«...должно быть природы милым чадом / И слышать глас ея, / И в полноте вку- шать всю сладость бытия»; грации и музы – «небесные подруги», их «рой сияющий и звучный» (курсивы – мои: А.П.). О том, что на пьедестал возведено именно Прекрасное, свидетельствует прозвучавший еще в первой музыкально- смысловой части «тезис»: «...Малейшие черты / Источником ему /Гению/ бывают красоты...».

Ключевой дар Гения, позволяющий ему свободно сочетать столь противо- положные грани мировидения, оговорен еще в первой смысловой части эписто- лы: труд и размышленье никогда не смогут «Мгновенным гения полетам под- ражать» (курсив – мой: А.П.).

Во второй части, «населенной» образами европейской драматургии, Пре- красное (бесспорно, доминирующее) обретает более «наглядных» «проводни- ков» – в лице символообразов водного потока и Тишины:

а) «У тока чистых вод»; «...лиющийся поток, / Над коим зыблются древес-

ные вершины», «...чашу роскоши стремительно пия...»;

б) «сердце нежное, которо тонко спит»; «уединенная сященница любви»,

поток, «Остановляющий журчание свое», «шорох листвия» - «пужающий».

Диалектическое противоречие сфокусировано при всем этом в том, каким видится поэту Бытие Гения в мироздании. Явственны зерна меланхолической трагической  рефлексии,  характерной  для  предромантизма  –  Гений  обречён:

«Жить с природою, потерян во вселенной». У-единение в мире гармонии обора- чивается отъ-единением от общего «хора жизни». По образной ассоциативной связи этот эпицентр второй части возвращает нас к печальному признанию- открытию в финале первой части: «...свет покрыт густою тьмой, / ...гений сам светильник гасит свой». Мотив одинокости и потерянности в итоге катарсически обостряется.

Оптимистическая  грань  мировоззрения  предромантизма  представлена  в

«Силе Гения» во всей полифонии многообразных литературно-философских традиций:

а) реликты проветительского дидактизма: «Душевно здравие владеет даро- ваньем»; «...должно быть природы милым чадом...» (в последнем случае – ха- рактерный культ естественности!); Гений – «питомец грации моральной!»;

б) сентименталистская поэтика: творцы-гении «Прекрасного заемлют неж- ный вкус»; «Сердце нежное...»; «...юношества цвет» и «воздыханья» – «...зефир по воздуху лиет...» (вновь – в новом ассоциативном обрамленьи: мотив полета!);

в) гедонистическая философия в «диалоге» новоевропейской «легкой по- эзии» с анакреонтикой: «чаша роскоши», «Будь доле в обществе небесных сих подруг <муз и граций>, / Довольно времени для истины печальной...»;

г) собственно постулаты становящегося предромантизма – ср. через ключе- вые формулы-определения дара Гения: «сокровенная печать», «Сей огнь боже- ственный, сие одушевленье»; «Жить с природою, потерян во вселенной».

Мелодико-композиционная структура стихотворения – трехчастна:

I. Общий абрис феномена (в т.ч с выходом на контекст европейской культу- ры). Сердцевина – в ставшей позже классической формуле о «мгновенных поле- тах» Гения (полностью мы приводили ее в самом начале анализа). Мелодиче- ский спад наступает ближе к ее финалу:

а) на тематическом уровне – через подключение символических мотивооб-

разов «сердечного терна», «обуреванья страстей» и света, покрытого тьмой;

б) на жанровом уровне – через активизацию дидактического задания эпи-

столы (идея о душевном здравии)

II. Панорама «творений Гения» (контекст – образы европейской драматур- гии и поэм). Характерная сентименталистско-предромантическая образность (Тишина, поток) «проверяется» на жизнестойкость меланхолической рефлекси- ей (ср.: «...сей покров волшебный / ...Рукою снят важдебной, / И мир без своего очарованья стал...». Финал решен в парадоксальной иллюзии «исчерпанности» - на высшей точке наступает резкий спад, угасание: «И, чашу радости стреми- тельно пия, / Все выпил радости...».

III. Дружеское послание-завет “счастливому юноше” – “прекрасной музы другу” Именно здесь жанровые новации дружеского послания наиболее нагляд- ны (мотив полета, символообраз “веселий резвых, легких снов”). Концовка ре- шена в ключе чрезвычайно популярного в “легкой поэзии” приема пуанта: «сце- ной» финала оказывается уборная светской красавицы.

Цепочка хронотопов в стихотворении, если мы теперь посмотрим в целом,

делает картину как будто бы еще более ”калейдоскопичной”: I. Мир света;

II. Сквозной хронотоп “полетов Гения” (подготовка постоянной смены деко-

раций);

III. Хронотопы-декорации:

1. хронотоп “бурного пейзажа” (в т.ч. – через ассоциацию с Оссианом);

2. хронотоп мира  “любовного  томленья” (главные  “дирижеры” музы-

кальных партий – прекрасная Иро и “льющий слезы” Юнг);

3. “волшебный островок” – хронотоп идиллии, с характерными картинами

Тишины, потока, древесной сени (фокусный образ – купающаяся красавица Лина);

4. игровой хронотоп анакреонтики и “легкой поэзии” (“чаша роскоши” и философия гедонизма);

IV. Мир “счастливого юноши” – поэта и мечтателя (сквозной мотив – потеря,

лёгкость и кратковечность радостей Бытия); V. Уборная светской красавицы.

Однако, произошедший музыкальный диссонансный спад – лишь мнимый. На деле же перед нами – искусное обрамление-“кольцо” (ср. хронотопы I и V), заключающее “в рамку” новаторскую эстетику Гениальности.