§ 1. психологические проблемы методологического обоснования в психологии как науке

Возможно, идеалом современ­ного знания должен стать новый синкретизм. Именно новый, то есть не только вспомненный, но и построенный заново.

18.П Зшічеішо, Б.Б. Моргунов)

Хотелось бы мне усилить этот эпиграф повторени­ем слова «возможно», поставив после него знак вопро­са как риторический. Другими словами, заведомо оста­вив его без ответа, т. к- не только не знаю однозначного, но и потому, что происходящее сегодня в отечественной науке мне далеко не безразлично и требует уточнения и обозначения позиции автора по заявленной в назва­нии теме.

Прежде всего хотелось бы уточнить, что в области

Ісихслогии, как и в любой науке, работают не только

ученые. Б, Рассел говорил об этом так. «Человек науки

я не имею в виду каждого, так как многие люди науки

; являются учеными, — я говорю о человеке науки,    3 каким он должен быть) — это человек внимательный, осторожный, последовательный, он опирается только на опыт в своих выводах и не готов к всеохватываю­щим обобщениям, он не примет теорию лишь потому, что она изящна, симметрична и обладает синтетичес­ким характером; он исследует ее в деталях и в прило­жениях».

Б. Рассел, описывая понятие «наука», естественно, не преминул упомянуть о том, что наука — это прежде всего знание особого рода, которое стремится найти общие законы, связывающие множество отдельных фактов. Наука как поиск истины, равноправна с ис­кусством, она же обладает практическим значением, которого нет у искусства. В силу этого возникает осо­бая форма, я бы сказала, беззащитности научного зна­ния, т. к. не наука решает, как будут использованы ее плоды. Она сама по себе не обеспечивает людей эти­кой, а только показывает путь достижения цели или не­возможность движения по какому-то пути, к какой-то цели. Но выбор между целями, желаемыми для дости­жения, определяется не только научными соображе­ниями — это путь, на котором наука встречается с жизнью в виде этики

По-моему, сегодня эта встреча для большинства людей, работающих в психологии как науке, про­изошла (или происходит) с предельной определен­ностью, с требованием уточнения и обозначения (в который раз в истории психологии!) ее предмета, методов, основных принципов строения научного знания, т. е. всех тех образующих науки, которые оп­ределяют ее существование как особой деятельнос­ти, предполагающей поиск истины (хотелось бы вы­делить это слово)

Обозначить свое отношение к этому понятию — «истина» — психологу всегда очень трудно, т. к. то знание, которое он получает и доказывает на истин­ность, не всегда строго верифицируемо, измеряемо, соизмеримо на соответствие с уже известными зако­номерными фактами. Да и само понятие «факт» для психолога остается величиной, которую нельзя изме­рить формально чисто логическим путем, уже хотя бы потому, что психическое является продуктом культуры. Культура, как писали В.П. Зинченко и Б.Б. Моргунов, равно как и творчество, принципиаьно синкретична, это только цивилизации дистинкта.

На мой взгляд, ото приводит к тому, что психолог -как человек науки — теряет чувство реальности свое­го предмета, отождествляя его с данными своих изме­рительных процедур и верификаций в виде научных

текстов.

Добиваясь строгости и чистоты доказательств, че­ловек науки осуществляет требуемый от него методо­логический ригоризм. Таким образом, мне кажется, создаются условия для движения по пути построения искусственного (фантомного] предмета научного ис­следования, т, к реальными, интимными, подлинными объявляются только те объекты (факты), которые соот­носимы друг с другом формально-логически.

Чтобы не пойти по этому пути, человек науки стре­мится всеми доступными ему способами удержать ре­альность своего предмета исследования, т. е. предмет своей науки. Психологу это особенно трудно, т к. тре­бует решения вопроса о месте его предмета науки среди других наук. «Место», как известно, понятие весьма относительное, и возможность его определения всегда связана с тем, что большие объекты земной поверхно­сти и «большие объекты» мышления в основном непод­вижны. Если с неподвижностью больших объектов зем­ной поверхности как со счастливым обстоятельством можно согласиться без сопротивления, то неподвиж­ность «больших объектов» мышления требует не толь­ко доказательств, но и усилий по их принятию. Для меня самым «большим объектом» мышления человека науки является его методология, позволяющая определить собственное «место» в науке. Чаще всего этот «объект» и его величина дают о себе знать в оценке других, уже существующих, уже обозначенных мест — позиций, те­орий, фактов, гипотез. Это выглядит, например, так: С философской, методологической точки зрения фрей­дизм является биологизаторской концепцией личности, одной из разновидностей биологи заторского редукцио­низма, рассматривающего врожденные инстинкты и счения в качестве главных детерминант психики, признающего ведущую роль бессознательного в пове­дении человека. Фрейдизм принижает роль социальных, культурно-исторических факторов в развитии личное- ти, в детерминации психических процессов и поведе­ния в целом».

Естественно, такая точка зрения имеет право на существование, формулируя ее, автор цитаты опреде­ляет свое отношение к тому месту в науке, которое занимают классический психоанализ и психодинами-чсская теория, через систему собственных оценок те­перь значительно точнее видится и собственный путь движения к истине, к реальному объекту изучения — психическому. Продолжу цитировать эту же статью: «Можно, следовательно, говорить о "качестве" детер­минизма, но сам принцип детерминизма, т. е. приме­нение к психике философских законов о всеобщей обусловленности психических явлений реалиями объективного материального мира и распростране­ние на психику причинно-следственных закономер­ностей, является важнейшим критерием естествен­но-научной парадигмы в психологии».

Понятие детерминизма как способа мышления о психологическом имеет и другой вид, другое место в обосновании и понимании реальности психического. Использую прием цитирования еще раз. Характеризуя эволюцию взглядов С.Л. Рубинштейна, В.П. Зинченко и Б.Б. Моргунов пишут: «Здесь психическое (для С.Л. Ру­бинштейна.— А.Г.) выступает не только как процесс, но и как акт, энергия, причина, субстанция. В этом ряду недостает лишь понятия «эктелехия» в аристотелевском смысле этого слова, т. е. как внутреннее самосознание В свете приведенных размышлений С Л. Рубинштейна теряют смысл представления о тождестве или о прин­ципиально общем строении внешней и внутренней де­ятельности».

Я не собираюсь давать оценку приведенным суж­дениям. Они важны как материал для рассуждения о том, что в попытках методологического обоснования путей поиска истины психолог имеет дело со многими переменными, которые объединены своим происхож­дением — они имеют психологическую природу. И так же реальны, как само психическое. Достаточно сравнить хотя бы два суждения о состоянии методологических идей в современной отечественной психологии: • «...философские методологические проблемы психоло­гии все меньше интересуют научную общественность»; • «Б последние годы появилось много ярких и плодотвор­ных работ психологов разных поколений, и за каждым направлением можно обнаружить (правда, чаще импли­цитно, чем явно] опору на те или иные представления, об­раз, модель человека»

Это суждения людей науки о ней самой, за ними, суждениями, — те переживания, которые связаны с ощу­щением своего места в ней, в науке о психическом, о его реальности. Той реальности, которая объединяет (или раз­деляет) людей науки как в конкретное социальное время, так и во времени историческом (можно ведь не согла­шаться с человеком, который жил и 1000 лет назад).

Определение для себя — человека науки — реаль­ности ее предмета для психолога непростое дело. Ана­лиз понятия «реальность» как способа мышления о данном, о том, что требует усилий познания, показыва­ет, что, обсуждая вопрос о содержании понятия «ре­альность», мы имеем в виду процедуру приписывания данности некоторым, но не всем, сущностям, составля­ющим мир.

Эту процедуру приписывания осуществляет сам человек науки, как говорил Б. Рассел, скорее чувствуя, чем осознавая, все обстоятельства этого приписывания А обстоятельства, по его мнению, таковы: «Вещь реаль­на, если она продолжает существовать в то время, когда мы ее не воспринимаем; кроме того, вещь реаль­на, когда она соотносится с другими вещами так, как мы склонны ожидать в соответствии с нашим опытом». Самим вещам их реальность для нас не является необ­ходимой, и, по сути дела, может существовать целый мир, в котором не будет ничего реального в указанном выше смысле, но это вовсе не означает, что всего этого не существует. И, таким образом, в понятие реально­сти с необходимостью начинает включаться ожидание связи объектов, которое основывается на опыте, т. е, ожидание их нормального поведения, связи с другими >бъоктами и вещами. Если этого нет, то такие связи называются уже иллюзиями.

Аля меня очень важно, что в понятии реальности т-ихического как предмета науки потенциально скры-

'о ожидание его нормальности, основанное на опы-

еловека и человечества Тут напрашивается вопрос ом, обладает ли человек науки — психологии как науки — достаточным опытом, чтобы быть готовым ко встрече со всеми свойствами психического как реаль­ного? Сумеет ли он увидеть и исследовать то, что со­ставляет предмет его науки, если его (предмета) реаль­ность порождается им самим? С позиции этого вопроса я бы не торопилась оценивать фрейдизм как биологиза торскую концепцию, да и вообще давать какие-либо оценки только потому, что представленная кем-то ре­альность не совпадает с моей собственной

По-моему, я пытаюсь описать необходимость мето­дологической паузы для современной психологии, во время которой людям науки есть смысл обратиться к самим себе для прояснения собственной реальности для самих себя Зачем г Я очень хорошо помню, как возника­ли и исчезали темы научных исследований под влияни­ем конкретных людей, возглавлявших научные учрежде­ния или посещавших нашу страну Было что-то жалкое в этой быстрой смене привязанностей и переоценке науч­ных ценностей (мнс же кажется, что она всего одна — истина) Сегодня поток психологической информации разнообразен и весьма неоднороден, он манит могуще­ством психотехнических приемов, методик, обещанием успеха, славы, магии власти над другим человеком через разные способы воздействия на него

Пауза, по-моему, нужна для обнаружения в самой науке — в мышлении ее людей —• тех превращенных форм мышления о реальности, которые и становятся реальностью предмета науки Я думаю, что эта пауза уже проявляется в запросе практикующих психоло­гов на философское знание; в запросе современной медицины на психологическое знание, в осознании через социальные технологии роли концепции жиз­ни, которую несет в себе человек, реализующий эти технологии, и во множестве бытовых фактов и наблю­дений, в которых конкретизируются экзистенциаль­ные поиски наших современников, в первую очередь, поиски оснований для осуществления процесса иден­тификации

Мне кажется, что этот поиск идентичности для людей науки и есть процесс построения ими методо­логического обоснования, который, как и идентичность, является процессом и результатом в каждый конкрет­ный момент времени. Воплощаясь в переживаниях своей принадлежности к реальности поиска истины, человек науки ощущает результат своего поиска в виде нового качества собственного знания, доступного ему р конкретный момент времени Это качество, приобре­тая вид научного прибора, методики, текста, становит­ся отчужденным, превращаясь в вещные качества реальности самой науки.

Научное, отчужденное в разной форме знание из­меняет процесс идентификации человека науки, кото­рый получил это знание Оно начинает определять саму возможность восприятия науки как реальности, существующей и в других формах В этом смысле воз­никает психологическая и онтологическая проблема со­поставления разных видов отчужденного научного знания Так, мы знаем о 3 Фрейде из его текстов или текстов о нем, но это — превращенные формы его реального знания психической жизни больных людей Как он воспринимал реальность науки, своей жизни как человека? Какова реальная реальность его соб­ственной жизни7 Вряд ли мы сможем восстановить это из его текстов.

Вот и получается, что вопрос о критерии истины в психологии связан с существованием в психическом каждого человека науки таких превращенных форм его же собственного сознания, которые могут быть не даны в самонаблюдении, но будут действовать и определять сознание, поведение и даже качества личности Эта проблема обсуждается в работах многих философов, я сошлюсь только на М К Мамардашвили.

Сегодня феномен психической смерти достаточ­но хорошо описан, и, если он присутствует в созна­нии человека науки, то .. хотелось бы написать "бед­ная психология", но я выдержу стиль и прибегну к ссылке на С франка, в которой, по-моему, описаны даже действия по построению психической реально­сти как предмета науки, места психической смерти там нет

«Пережить», «прочувствовать» что-либо — значит знать объект изнутри в силу своей объединенное™ с ним в общей жизни, это значит внутренне пребывать в том надиндивидуальном единстве бытия, которое объединяет «меня» с «объектом», изживать само объек­тивное бытие Понятие этого живого знания как знания жизни, как т ран с субъективно го исконно познавательного, на диндивидуального переживания столь же важно в гносеологии как и в психологии В свете этого понятия мнение об исключительной субъективности и замкну­тости душевной жизни обнаруживается как слепой предрассудок»

Мне очень радостно было читать выражения «жи­вое знание» «живая жизнь» Они будто еще раз воз­вращают в психическую реальность ее главное качество, а, следовательно и все, что с ним связано,— боль, смерть, страдание, горе, восторг, здоровье, силу и многое из того, что перечеркивалось сразу, как только разговор заходил о методологических основаниях науки Само мышление о человеке требует и правил, и свободы верифицируе­мое™ и недосказанности одновременно Так хочется, что­бы это было в форме осознанного идентифицирования человека, науки с идеалами культуры Так хочется, что­бы психология — наука — не стала слепым орудием в руках манипуляторов индивидуальным и общественным сознанием, ведь пишет же коллега в научном журнале обращаясь ко всем нам «Психология вполне повзросле­ла Настала пора проявить личность, а значит, выбрать и осознать общие смыслы и ориентиры движения по­нять и честно (подчеркнуто мной •— А Г) признать, како­му образу человека мы собираемся служить, соответ­ствовать нашей профессиональной деятельностью» Я бы добавила еще, какому «Я» в собственном «Я» мы собираемся служить и уже служим

Литература

1   Братусь Б С К проблеме человека в психологии // Воп

росы психологии 1997 №5 2. Зинченко В П, Моргунов Б Б Человек развивающийся

очерки российской психологии М  Тривола. 1994

3   Мамардашвили М К Как я понимаю философию М   1990

4   Образованиеинауканарубсже21 века проблемыипер спсктивы — Мн , 1997

5   Рассел Б Словарь разума материи, морали Киев Рой-Коуа! 1996

6   Франк С Л Предмет знания Душа человека СПб  Наука, 1993 7   франклВ Человек в поисках смыса М   Прогресс 1990

8   Xомская ЯД О методологических проблемах современ­ной психологии // Вопросы психологии 1997 №3