Миф в истории культуры

Слово "культура" часто производят от "культа". Но при этом следует оговорить, что современное истолкование слова "культ" имеет более узкое поле значений, тогда как латинское cultus имело несколько значений в двух плоскостях:

1) обозначение качественной характеристики объекта - "возделанный, обработанный", "разодетый, нарядный", "красивый, изящный", "образованный, утонченный, облагороженный";

2) обозначение действия и его результата - "возделывание, обработка", "насаждения, возделанные поля", "попечение, забота", "образ жизни, жилищный комфорт, материальная и духовная культура", "наряд, туалет", "убранство, пышность, великолепие, красота, изящество", "образование, развитие, воспитание", "занятие, изучение", "почитание, поклонение, погчет, уважение", "вероисповедание" (71, 276). Как видим, современная языковая практика свела дело к последнему значению.

В истории человеческого общества можно заметить существование двух типов культуры. Первая ориентирована на технологический прогресс и рациональные формы освоения мира. Вторая - на духовные ценности и иррациональные способы освое-

165

ния мира.

Первые попытки выяснения причин появления мифов и их истолкования были предприняты еще в античности. Так Аристотель полагал, что мифы создаются законодателями "для внушения толпе, для соблюдения законов и для выгода закону" (16, 1, 315). Эвгемер считал, что в мифах заключена история народов, деяния и подвиги героев, предков. Вплоть до эпохи Просвещения слово "миф" имело уничижительный смысл. Мифом называли досужую выдумку, басню, сплетню или какую-то небылицу, не имеющую под собой никакого объективного основания. Переоценка мифа начинается о "Новой науки" Дж. Вико, а после романтиков, Эмерсона и Ницше в полной мере устанавливается новое понимание слова "миф". Под мифом понимается истина не научного и исторического значения, а метафизическая истина*, воплощающая высшие духовные ценности.

"Мифология для Шеллинга, - писал А. В. Гулыга, - необходимый этап сознания человечества, состояние "слепоты". Хотя слепой не видит солнца, оно греет его, то есть это путь к истине, только путь, а не сама истина, которая дается лишь в христианском откровения, завершающем исторический процесс, являясь чем-то принципиально новым" (62, 169). Шеллинг один из первых обнаружил и исследовал символическую природу мифологического осмысления мира. Этот подход развил Э. Кассирер в своем капитальном труде "Философия символических форм". Мифология пронизывает культуру каждой эпохи. Об этом хорошо сказал А. Ф. Лосев: "То, что мифология органична различным эпохам, я могу утверждать определенно. Другое дело, что она не так явственна, не так открыта, как в античности. Но и эпоха Возрождения, и Новое время пронизаны мифом, их надо только узнать и сформулировать. Или вот, к примеру, Ге-

*А. Ф. Лосев возражал против метафизического истолкования термина "миф", чтобы подчеркнуть характер тождественности "вещественной действительности" и "отрешенности" мифа (134, 568-569).

166

гель. Казалось бы, какая тут мифология, логицист - до костей. Но и у него я вычитал, что "понятие есть дочь божественной мистерии". Различное отношение к мифу в природе романтизма и классицизма. Романтизм есть ввиду постоянного недовольства настоящим уход в бесконечность, в бесконечные дали и с признанием подлинной реальности только за этим бесконечно удаленным идеалом. Классицизм основан на принципе достигнутого совершенства, романтизм же - на принципе никогда не могущей быть достигнутой бесконечности. Но романтизм заключает в себе и некую опасность. Вот, например, Гегель, глубочайше понимавший все художественные стили, утверждает, что романтики часто слишком увлекались своим искательством идеала до такой степени, что оно становилось уже чем-то самодовлеющим и чем-то уже отвлекающим от той бесконечности, которую романтики с самого начала считали своим главным принципом.  Это приводило к тому, что Гегель называл духовным приключенчеством" (132, 59-60).

Тесную связь народной культуры средневековья и Возрождения с мифологическим сознанием обнаруживал М. М. Бахтин (см.: 21)  и Д. С. Лихачев (см.: 126).

Судьбу древних мифологем в истории культуры можно показать на нескольких примерах. Мифосознание получает в древнем мире различный характер выражения в Европе и Азии с разной доминантностью способов и каналов восприятия и освоения мира. Так, в Древней Греции доминирует зрительное восприятие, что приводит к возникновению и ускоренному развитию рационализма, первое рождение которого произошло в философии Сократа, затем возрождение (второе рождение) - в эпоху Просвещения (см.: 7, 3-13), и, наконец, перевоплощение в позитивизме XIX и технократизме XХ веков.

На Востоке доминанта освоения мира связана со слуховым восприятием, что приводиг к расцвету иррационализма, затем иррациональных религиозных культов типа дзен-буддизма.

Другой пример: судьба двух типов духовности, основанных на двух мифологисеских концепциях космоса (мира) в католицизме и православии (см.: 6),  трехчастного в первом случае и двухчастного, биполярного - во втором. Эта поляризован-

167

ность картины мира в православной космосе оказала (как отмечалось выше) решающее влияние на национальную психологию русского народа, и наиболее ярко она выражена в романах Ф. М. Достоевского, работах Н. А. Бердяева и С. Л. Франка.

Любопытное свидетельство взаимопроникновения мифологии и науки приводит В. Л. Рабинович в книге "Алхимия как феномен средневековой культуры" - рецепт получения философского камня: "Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень, возьми, сын мои, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в зеленого льва. После этого прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва. Дигерируй этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь бесвкусную флегму, спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост. Возьми этого черного дракона, разотри на камне и прикоснись к нему раскаленным углем. Он загорится и, приняв вскоре великолепный лимонный цвет, вновь воспроизведет зеленого льва. Сделай так, чтобы он пожрал свой хвост, и снова дистиллируй продукт. Наконец, мой сын, тщательно ректифицируй и ты увидишь появление горючей воды и человеческой крови" (184, 16). Конечно, можно здесь увидеть лишь попытку зашифровать, скрыть от непосвященных секреты химических реакций, но гораздо важнее то, что эти "львы" в "драконы" суть мифологемы, имеющие субъектный смысл. Нечто подобное мы находим у Якоба Бёме, когда он пытается в терминах религиозной мифологии осмыслить философию природы (см.: 26).

Яркий пример исторической судьбы мифа в культуре анализирует Ю. Бородай (см.: 40, 175-209), показывая  влияние мифа о непорочном зачатии Девы Марии на культуру христианской Европы, на формирование представления о половых сношениях как греховных и вынужденных лишь из соображений семейно-супружеского долга. Это сказалось на высоком проценте

168

фригидности женщин, до половины их в странах христианской культуры не испытывают наслаждения при половых сношениях, хотя физически они вполне здоровы.

Очень интересные примеры мифологической интерпретации лирики Ф.  И. Тютчева можно обнаружить в книге Грачева "Национальные образы мира" (см.: 55). Он проанализировал 45 стихотворений, Тютчева, имея целью обнаружить в них мифологемы "русского образа мира", конечно, с некоторой степенью идеализации, но все же некие устойчивые, повторяющиеся черты, уходящие корнями в мифологическое сознание русского народа, обнаруживаются уже в языке, а в поэтическом тексте оно делается еще более выпуклым, ярким (см.: 55, 174-349). Гачев берет за основу четыре стихии - "землю", "воду", "воздух", "огонь" - и в результате анализа Тютчевского космоса обнаруживает иерархию: в русском космосе в начале всего "свет", хотя он и является ипостасью огня, но связь эта едва ощутима; на втором месте - "вода", правда, в русском мифосознании на второе место претендует и "воздух", ветер - "всемогущий бог русских равнин, властитель идеи дали и пути - дороги, свободы воли, странничества, легкости души нараспашку". У Тютчева Гачев обнаруживает влияние германской ориентации, где вода важнее воздуха. Сочетание "света" и "воды" играет важную роль в поэзии Тютчева, и в русском космосе "световода" является символом женской души. Мужская душа символизируется "световоздухом" - "светер". Последняя из стихий - "земля" -рыхло-неплотная, "мать-сыра земля", то есть "водоземля" (а не камень) или "воздухоземля".

"Из чувств, - пишет Г.Гачев, - иерархия будет выглядеть так: зрение (как сопряженное со светом), слух (от звука к свету путь в душевно-драматическом представлении стихотворений у Тютчева), обоняние (связано с воз-духом и еще дистанционное чувство, культурою пространства дышит), вкус (связан с водой, близкодействие слепое), осязание (касание формы, тверди, стихия земли). Для сравнения - германская иерархия чувств: звук (музыка, ночь, надир - и у Тютчева обилие нощности с германским склонением его духа связано), свет (звук и свет - дистанционные, теоретические чувства), обо-

169

няние, осязание, вкус. Французская: осязание, вкус, обоняние, зрение, слух, - т. е. чувства близкодействия первее теоретических (что и в картезианской системе мира, в отличие от Ньютоновой, сказалось)" (55, 346). Сегодня эти мифологемы име-ют смысл метафор, но метафора может "умирать"; переставать быть поэтической метафорой, если утрачивается связь с чувст-вом, с "интеллигенцией" (по терминологии А. Ф. Лосева), и тогда она может стать мифом (см.: 23, 66).

Заключая, можно сказать словами А. Ф. Лосева: "Мифология, если ее понимать как совокупность самих мифов, зависит от характера опыта, которым располагает философ и его эпоха; и мы замечаем, как в основе каждой культуры лежат те или другие мифы, разработкой и проведением которых в жизнь и является каждая данная культура" (133, 195). Проявления традиций и форм мифологического сознания в истории культуры можно обнаружить во всех сферах и областях культуры и общественного сознания. В качестве примера возьмем взгляды П. А. Флоренского на поворотные пункты истории культуры, а также проблему судьбы праздника в современной культуре.