Западная философия от истоков до наших дней, от возрождения до канта - Учебное пособие (Дарио Антисери)

Глава 7. декарт — основатель современной философии

Альфред Н. Уайтхед писал, что «история современной философии — это история развития картезианства в двух аспектах: идеалистическом и механистическом», res cogitans («мышления») и res extensa («протяженности»). «Отец современной философии, Декарт, — по словам Расселла, — обладал мощной философской продуктивностью, на него повлияли и новая физика, и новая астрономия. Сохранив многое от схоластов, он, однако, попытался отстроить здание философии ex novo (заново). Со времен Аристотеля ничего подобного не было. В этом проявился симптом новой веры людей в самих себя. В его творчестве есть свежесть, которой нет ни у одного из предшествующих философов, включая таких знаменитых, как Платон. Философы того времени были учителями, и на их поведении видна печать профессионального превосходства. Декарт пишет не как учитель, а как первооткрыватель, жаждущий сообщить о своей находке. Его манера письма легка и лишена педантизма, ориентирована на всех образованных людей, к тому же его стиль просто превосходен. Фортуна современной философии наделила ее первооткрывателя прекрасным литературным даром. Последователи Декарта, как на европейском континенте, так и в Англии, вплоть до Канта, сохранят его непрофессорский тон, а кто-то из них — и стилистические находки».

Кеплер и Галилей были убеждены (и это убеждение метафизического характера), что мир математически структурирован и математическая мысль, таким образом, в состоянии проникнуть в гармонию вселенной. «Доведя данную концепцию до логического конца в том широком смысле, что математика приходит ей на помощь, что может быть ее функцией, но и в гораздо более узком смысле, а именно, что человеческий ум формулирует знание о природе своими собственными силами — так же, как он создает математику» (Е. J. Dijksterhuis). Метод, физика и метафизика прочно переплетены в философской доктрине Декарта. «Философия, — читаем в «Началах философии», — напоминает дерево, корни которого — метафизика, ствол — физика, а ветви, растущие из ствола, — все остальные науки...» У. Уэвелл однажды проницательно заметил:

296 Рене Декарт

«Исследователи в области физики отличаются от бесплодных созерцателей не тем, что в их головах нет никакой метафизики, а тем, что они владеют хорошей метафизикой, тогда как их противники — плохой, а также тем, что связывают метафизику с физикой, а не отделяют их друг от друга». «Метафизика Декарта, — пишет Джозеф Агасси, — хороша, ибо, с одной стороны, ей удается интерпретировать наиболее выдающиеся результаты современной науки, с другой — сообщая, из чего сделан мир и как он сделан, она устанавливает «парадигму» или, иначе, «программу исследования», оказывая влияние на последующее развитие науки; механицизм Декарта в этом смысле становится влиятельной метафизикой, перспективой не только в плане физических, но и биологических, и физиологических исследований, поскольку человеческое тело — это механизм, а животное — не что иное, как автомат». Но какова метафизика Декарта? Ее основа — в идентичности материи и пространства, отсюда ряд следствий: «1) мир бесконечно протяжен; 2) он материально единообразен; 3) материя может делиться до бесконечности; 4) пустота, или пространство, не содержащее никакой материи, является противоречием — и, следовательно, пустоты нет». Итак, метафизика раскрывает, из чего и как устроен мир. Следовательно, наука, пишет Декарт в «Правилах для руководства ума», занимается «только теми объектами, в которых наш дух способен обрести истинное и несомненное знание». Метафизика сообщает ученому, что он должен искать, какие проблемы доступны раскрытию, к какому типу законов он должен прийти. Для достижения этих целей необходим метод: «Метод необходим для поисков истины. Всякий метод состоит в порядке и расположении вещей, на которые следует обратить силу духа, чтобы открыть истину. Мы будем в точности следовать ему, если постепенно сведем сложные и темные идеи к более простым и затем, отталкиваясь от наиболее естественных догадок, попытаемся подняться по тем же ступеням к познанию более сложных истин».

Жизнь и творчество

Лейбниц писал: «Я считаю сочинения Декарта подступом к истинной философии, поскольку хотя он и не проник в самую ее сердцевину, однако приблизился к ней более, чем кто-либо из его предшественников, за исключением Галилея, которого само небо по-

Жизнь и творчество 297

Жизнь и творчество 299

написать тому же Мерсенну: «Я уже почти принял решение сжечь все свои бумаги или, по крайней мере, никому их не показывать». Осуждение Галилея напомнило ему о казни на костре Джордано Бруно и о тюремном заточении Кампанеллы. Состояние сильной подавленности нарушило спокойствие духа, столь необходимое для научных занятий.

Преодолев кризис, Декарт почувствовал настоятельную потребность обратиться к проблеме объективности разума и автономии науки по отношению к Всемогущему Богу. К этой мысли его подтолкнул и тот факт, что папа Урбан III осудил идеи Галилея как противоречащие Священному Писанию. В 1633—1637 гг., объединив занятия метафизикой и научные исследования, он пишет свой знаменитый труд «Рассуждение о методе»; эта работа послужила как бы введением к трем научным сочинениям, в которых Декарт обобщил результаты своих исследований: «Диоптрика», «Метеоры», «Геометрия». В отличие от Галилея, не оставившего специального трактата о методе, Декарт счел важным доказать объективный характер знания и указать правила, которым надо следовать, чтобы достичь объективности. Созданное в атмосфере полемики и призванное защитить новую науку, «Рассуждение о методе» стало magna charta («великой хартией») новой философии.

Тогда же начался роман Декарта с Еленой Ян. У них родилась дочь Францина, которую он нежно любил; но она дожила лишь до пяти лет. Скорбь от утраты оставила глубокий след в душе Декарта, однако его научные труды по-прежнему строги и четки. Он возобновил работу над «Трактатом о метафизике», но теперь в форме «Размышлений», написанных по-латыни и предназначенных ученым.

Рене Декарт

image018

300 Рене Декарт

320 Рене Декарт

Животные и человеческое тело не что иное, как механизмы, «автоматы», или «самодвижущиеся машины» разной степени сложности, подобные «часам, составленным из колес и пружин, которые могут отсчитывать часы и измерять время». А многочисленные действия животных? То, что мы называем «жизнью», сводится к некой материальной сущности, т. е. к тончайшим и чистейшим элементам; переносимые кровью от сердца к мозгу, они распространяются по всему телу, руководя основными функциями организма. Отсюда берет начало теория кровообращения, предложенная Гарвеем, современником Декарта, опубликовавшим в 1627 г. знаменитое сочинение «Движение сердца». Итак, Декарт отказывает организмам в автономном жизненном начале — и растительном и чувственном, будучи убежден, что если бы они имели душу, то обнаружили бы ее с помощью слов, «единственного знака и надежного доказательства мысли, спрятанной и запертой в теле». «Я предполагаю, — пишет Декарт в «Трактате о человеке», — что тело не что иное, как статуя или земельный механизм, созданный Богом, и, следовательно, все функции, какие только можно вообразить, происходят от материи и зависят исключительно от расположения органов. Я прошу вас считать, что эти функции осуществляются в механизме естественным путем, от простого расположения его органов — точно так же, как движение часов или любого другого автомата происходит благодаря противовесам и колесам; так что в этих механизмах нельзя обнаружить никакой души — ни растительной, ни чувствующей, и никакого другого начала движения и жизни, кроме крови и духов».

Революционные последствия механицизма

Вселенная проста, логична, согласованна, как теоремы Евклида. Нет смысла искать сокрытую глубину. «Субстанциалистически» способ мышления разрушен. Математика — не только наука о числовых отношениях, но модель физической реальности. Математика, которой схоласты отводили в описании универсума весьма скромную роль, становится главной наукой. Мир качеств, значений, целей заменяется миром, исчисляемым и потому поддающимся математическому анализу, в котором больше нет и следа свойств, ценностей, глубины. Мир качеств сводится к ответам нервной системы на стимулы внешнего мира. «Природа непрозрачна, молчалива, без запа-

Революционные последствия механицизма 321

ха, без цвета; это только бурный натиск материи, без цели, без причины» (А. Н. Уайтхед).

Тексты 329

Декарт намерен «использовать действие, чтобы усовершенствовать разум, и использовать разум, чтобы усовершенствовать действие: такова формула мудрости, воспринимаемой как подъем мысли в жизни и жизни в мысли» (Р. Лефевр). Если свобода, понимаемая как безразличие, «есть наиболее низкая степень свободы», то свобода как необходимость — наиболее высокая ее степень, будучи истинной, она достигнута и предложена разумом. Если верно, что следует думать по истине и жить по разуму, то для Декарта гораздо более печально потерять разум, нежели жизнь, поскольку в этом случае было бы утрачено все. Ось размышления и действия, таким образом, смещается с бытия на мысль, от Бога и мира к человеку, от откровения к разуму — новому фундаменту философии, регулирующему действия.

Декарт (тексты)

Правила метода

Будучи моложе, я изучал из области философии логику, а из области математики — геометрический анализ и алгебру. Эти три искусства, или науки, казалось, должны были помочь мне достигнуть цели. Однако я заметил, что большинство логических силлогизмов и других правил объясняют то, что нам уже известно. Например, логика Луллия учит искусно говорить, не задумываясь, вместо того, чтобы познавать новое. В логике есть немало верных и полезных правил, но к ним примешано столько лишнего и вредного, что отделить их также сложно, как изваять Диану или Минерву из куска мрамора. Что касается анализа старой математики и современной алгебры, то они относятся к отвлеченным и кажущимся бесполезными предметам. Древние были слишком ограничены рассмотрением фигур. Оно сильно утомляет воображение и не развивает рассудок. Алгебра же настолько подчинилась разным игровым правилам в знаки, что превратилась в темное и запутанное искусство, а не в развивающую разум науку.

Правила нового метода

По этой причине я решил, что надо искать другой метод, который совместил бы достоинства этих трех и был бы свободен от недостатков. Обилие законов нередко служит оправданию пороков, для лучшего управления государства лучше, если зако-

330 Рене Декарт

332 Рене Декарт

доказательных. Любое представление, имеющееся у нас в состоянии бодрствования, может явиться и во сне, поэтому я представил себе, что все, приходившее мне на ум, не истиннее, чем мои сновидения. Все же я обратил внимание, что именно в момент принятия мысли об иллюзорности всего сущего было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, существовал на самом деле. Заметив, что истина cogito ergo sum — я мыслю, следовательно, я существую — столь тверда и неоспорима, что любые предположения скептиков не могут ее поколебать, я принял ее без опасений за первопринцип искомой философии.

Душа и тело

Затем, внимательно исследуя себя самого, я представил, что у меня нет тела, нет мира и места моего нахождения. Однако никак не получалось, что вследствие этого я не существую. Напротив, из сомнения в истинности других предметов ясно и несомненно следовало, что я существую. А если бы я перестал мыслить, то хотя бы все остальное, мной представляемое, и было истинным, все же не было бы основания заключить, что я существую. Так я узнал, что я — субстанция, сущность, природа которой состоит в мышлении, которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи. Именно мое я, душа, делающая меня тем, что я есть, совершенно отлична от тела, и ее легче познать, чем тело. Если б тела вовсе не было, душа не перестала бы быть тем, что она есть.

Затем я рассмотрел, что вообще требуется, чтобы то или иное положение было истинным и достоверным, я должен был знать, в чем заключается эта достоверность. В истине положения cogito ergo sum меня убеждает единственно ясное представление, что для мышления надо существовать... Трудность лишь заключается в правильном различении того, что именно мы способны представить совершенно отчетливо.

 

333