4.3. человек и судьба:

Мне попалась в руки книга  Павла Стовбчатого о судьбе (См. Библиография № 57). Автор выстроил основные постулаты судьбы на следующих  весьма зыбких основаниях:

- у человека отсутствует выбор  в жизненных ситуациях;

- все в этой жизни совершенно и подчинено определенным законам, пусть даже не осознанным человеком;

- есть только единство желания и рассудка, управляющие ситуацией, в зависимости от того, кто сильней;

-  у человека нет силы воли, а есть только сила желания;

- раз отсутствует выбор, значит, нет и свободы воли, все детерминировано свыше.

От подобных «постулатов» несет  фундаментальным  язычеством и подчинением человека не Богу, который дал ему «свободу воли», а бездушному Закону, именуемому по желанию или «Космосом», или Природой, или  Высшим Разумом, лишенным милосердия  к человеку, ибо не обладает никакими личностными параметрами для сопереживания и прощения.

В такой ситуации смысл существования человека в наше время  совершенно  теряется.  Закон обрекает человека на постоянный Страх перед ним, парализуя его волю к свободе и желание творчества.

Исходя из своих  фальшивых предпосылок, автор приходит к весьма спорным выводам:

- об отсутствии греховности у человека;

- о неизбежности  исполнения предсказаний;

- иллюзии альтернативности выбора, совершаемого человеком в жизни;

- неотвратимости расплаты  в качестве возмездия судьбы – кармы;

- другим  весьма сомнительным представлениям о взаимовлияниях  Земли и Неба.

Апостол Павел говорит, что «никто не спасается делами Закона, а только верой в Иисуса Христа». Этой веры, по сути дела, и нет в означенной книге.  Автор стоит на ветхозаветной вере в Закон, данный Моисеем, но не признает, хотя  и  скрывает это,  Закон Любви, открытый Христом.

Ибо, как только, мы понимаем, что Христос – это Любовь, а весь мир держится и еще  существует, благодаря наличию этой Любви в мире, все рассуждения автора начинают сыпаться, как песок. Судьба и Закон, жесткий Порядок,  Предназначение начинают трещать, ибо Любовью  они все вполне преодолимы.

Конечно, было бы наивно отрицать наличие целесообразности и закономерности этого мира, как и наличие в Нем Промысла Господнего. Однако по силе значимости они  и  по отдельности, и вместе взятые  уступают Закону Любви.

Действительно на Законе можно делать деньги, как это успешно удаётся всем евреям, но нельзя построить  страстотерпие, мученичество, святость, смерть за «други своя», свободное   творчество и увлечение природой.

 К  каким же выводам приходит автор в итоге своих размышлений?  - «Не вина человека в том, что он родился львом, а не ягненком, нет заслуги и у Папы Римского, ибо ему дано было стать им. Такие понятия, как «плохой» и «хороший», «добрый» и «злой», «умный» и «глупый», «знаменитый» и безвестный», постепенно уходят из мира, как исчезают в нем и другие, как то: Страшный Суд,  кара, грех, спасение, единая любовь, святость,, чудо, закон, мораль, этикет, традиция, искусство, вечность».  ( № 57, стр. 415)

Автор считает, что «когда мы видим некую богатую даму Н., у нас не может ни возникать  обида и желание справедливости». Возможно, у него  оно и возникает, но у духовного человека реакция совсем другая – сожаление. Он прекрасно знает, какие беды несет человеку богатство и какой мерой ответственности воздастся за него на том свете. «Легче верблюду пройти через угольное ушко, чем богатому попасть в Рай», - говорил  Иисус Христос.  Кроме того, духовный человек – обладает смирением и склонен к аскетизму. Богатство ему не только не нужно, но и даже вредно.

Все равны перед лицом Закона и правилами  Равновесия, которые  автор к тому же  неадекватно трактует. Равновесие у него есть ничто иное, как нравственная обезличенность и индифферентность, а не  требование  «Божественной гармонии», какой оно, по сути, является. Закон Равновесия в мире строится не на «фифти-фифти», «всем сестрам по серьгам», а на правиле чисел Фаббиначчи, которое  говорит о единстве полярностей и их  «Божественной гармонии» по закону   соотношений:  38\%  к 62\% по отношению к Целому. 

 Ценностная относительность хороша только для Дьявола, являющегося обезьяной Бога. Мир, в котором Добро приравнено к Злу, а Бог к Дьяволу  хорош только для людей, тяготеющих в итоге  к Злу и Дьяволу. Ибо Добро с кулаками – это не Добро вовсе, а ипостась  Зла.  А там, где нет Бога, повсеместно торжествует Дьявол, ибо, как еще подозревали коммунисты, «места не занятые нами сейчас же занимает враг!»

«Свято место пусто не бывает», ничего относительно пустого  в этом мире нет. Любой закон также имеет ограниченное  лицо  в рамках своего существования.

«Гимн равноправию»  всего на свете есть, по сути дела, призыв к принятию зла и отказу от борьбы с ним, в надежде, что сам  Закон и так все расставит на свои места. Активность и творчество становятся ненужными в этой ситуации.  Хорош тот мир Будущего, в котором активность и творчество становятся ненужными и невостребованными,  якобы только «стоит познать Закон и поступать в соответствии с ним, все будет в порядке!»

П. Стовбчатый  в итоге просто  отрицает бесконечность,  вечность и непознаваемость  Бога. Свобода воли нам дана именно потому, что в сравнении с нами, Бог обладает принципиально новым качеством, которого мы никогда не познаем, столь оно отлично от всего человеческого.  Но Бог нас любит, поэтому нам и дана свобода воли, возможность поступать верно,  даже  не зная Закона, а только догадываясь о нем.

Бог по своему милосердию и любви к нам делает нас «своими руками» в этом, ибо верит в человека, зная,  что он создал его по «Своему Образу и Подобию». По воззрениям автора получается, что вся  беззащитность  человека перед законом  - это беззащитность перед абстрактными, не связанными с человеком принципами и правилами, давно уже опровергнутыми современной атомной физикой в «Принципах «дополнительности» и «неопределенности» Гёделя.

На деле отношения строятся так, что Субъект и Объект комплементарны, а не  просто один подчинен другому. Закон работает, но их единство и гармония становятся важнее Закона!

Бог создал гармоничный мир, однако на Восьмой день творения почил и доверил исправление недостатков меняющегося мира самому человеку, правда, духовному и верующему, к которым автор, на наш взгляд, не относится, как бы он ни утверждал обратное.

Иногда он открывается: «Как ни странно прозвучит, но, повторяя круг, на сцену вновь поднимается человек-язычник. Но язычник иного витка, иного понимания язычества». (№ 57, стр. 412)

И тут он опять прав и не прав одновременно. Действительно, на новом витке развития мира, языческое сознание активизируется, но оно отнюдь не становится доминантным, ибо обретает новое качество, где язычество выступает в гармонии с религиозностью, научным мировоззрением и инновационностью, создавая нечто принципиально еще не бывшее прежде, а  именно,  - «духовую инновационность!» 

Но не   язычник будет править новым миром, а  человек с ноосферным, духовно-инновационным сознанием.

Когда у виднейшего русского святого Х1Х века  святителя Феофана Затворника спрашивали, в каком соотношении находится «Назначение Божие» со «Свободой воли», он отвечал так: «Что «нудится Царствие Божие», это предполагает собственные усилия, а когда апостол Павел говорит: «это не от нас», то значит, свои усилия не дают искомого. Соединять надо и то и другое: усиливаться и  всего чаять от благодати. Ни свои усилия не доводят до цели, потому что без благодати недалеко заходят, ни благодать не даёт ожидаемого без усилий, потому что благодать действует в нас  и для нас через наши усилия. То и другое подвигает человека вперед и приводит к цели. Предопределение непостижимо. Довольно для нас веровать всем сердцем, что оно никогда не бывает противно  Божьей благодати и правде и не нарушает свободы человека. Обыкновенно решается так: Бог предвидит, как будет свободно действовать человек, и сообразно с тем обеспечивает,  чтобы Божье определение детерминировало жизнь человека, а  жизнь опиралась бы на  это определение».( №58, 136-137)