Семь лекций по истории социологии - Учебное пособие (Гофман А.Б.)

1. формирование идеи общества

Предыстория социологии — это прежде всего процесс формирования онтологических предпосылок социологического знания: представлений об обществе, о социальности, о социальной реальности. Эти предпо­сылки сформировались к середине XIX в., тогда, когда была «открыта» социальная реальность.

Но прежде, чем состоялось «открытие» социальной реальности, пред­принимались разнообразные и многочисленные попытки ее обнаружить. Поиски эти не всегда были осознанными. Даже столкнувшись с теми или иными проявлениями общества, исследователи зачастую принима­ли их за что-то другое, подобно тому как Колумб, открывший для евро­пейцев Америку, считал, что приплыл к индийским берегам.

Разумеется, какое-то представление об обществе существовало все­гда, столько же, сколько существует само общество. Наивно было бы думать, что его поиски завершились в один прекрасный день «открыти­ем», подобным открытиям закона всемирного тяготения, рентгеновско­го излучения или гробницы Тутанхамона. Обнаружение социальной ре­альности — это не событие, а длительный многовековой процесс. В этом процессе открытия нередко заключались в самих поисках. Поиски социальной реальности состояли одновременно в ее конструировании, формировании в качестве объекта науки. Применительно к этому про­цессу многие выдающиеся предшественники социологии могли бы ска­зать о себе так же, как Пабло Пикассо: «Сначала я нахожу, а потом ищу».

«Открытие» социальной реальности следует понимать в том смыс­ле, что в определенный исторический момент в определенной точке мирового культурного пространства идея общества настолько завладела умами, что оно выступило как реальность первостепенной значимости, обнаруженная впервые и требующая новых специфических средств по­знания и практического воздействия. «Открытие» социальной реально­сти, как и ее поиски, означало и ее конструирование в качестве нового объекта исследования.

Ранее поиск и обнаружение этой реальности постоянно перемежались или совпадали, но находились на периферии общественного внимания. Нередко уже обнаруженное «общество» опять терялось, растворяясь и сме­шиваясь в других, близких к нему сферах: природной, психической и т. п.

Часть общества или одно из его проявлений, например семья, государ­ство, право, этнос и т. д., принимались за общество как таковое, за обще­ство в целом. Но несмотря на трудный, иногда драматический, характер отмеченных поисков и находок, идея общества пробивала себе дорогу, с тем чтобы в конце концов выступить в качестве онтологического обосно­вания необходимости и возможности новой науки - социологии.

Уже в античную эпоху началось формирование двух традиций в объяс­нении возникновения общества и сущности социальности. Согласно одной из них, общество - это естественное образование; человек - су­щество по природе и изначально социальное и альтруистическое; вне общества он существовать не может, подобно пчеле или муравью. До-общественной стадии в формировании человека не существует, или, что то же самое, она означает одновременно дочеловеческую стадию. Отсюда следует, что государство, основанное на политической власти и юридических нормах и объединяющее определенное население на опреде­ленной территории, представляет собой лишь продолжение, развитие и укрепление социального по природе состояния человека.

Согласно другой традиции, общество - это искусственное образова­ние; человек - существо по природе и изначально антисоциальное и эгои­стическое; естественное состояние человека - внеобщественное и дооб-щественное. Общество — это своего рода искусственный механизм, сконструированный людьми для блага индивидов. Государство, которое опирается на волю людей и на силу, выступает либо как сам этот меха­низм, либо как главное средство сделать его прочным и эффективным: оно подчиняет себе своих подданных в конечном счете по их собственной воле и для их собственного блага.

Между отмеченными двумя позициями существует множество про­межуточных точек зрения.

Наиболее ранний и выдающийся представитель первой традиции — древнегреческий философ Аристотель (384-322 гг. до н. э.), которого вообще можно считать главным предшественником социологии в антич­ном мире. Он утверждает, что человек представляет собой существо общественное еще в большей степени, чем пчелы и разного рода стад­ные животные. Доказательство этого он видит в том, что среди всех живых существ только человек одарен речью [1, 378-379]. Под общест­вом Аристотель понимает любое объединение людей, чем-нибудь со­единенных между собой. В качестве элементарного социального объе­динения он рассматривает семью, домохозяйство. Это объединение основано на природных отношениях: муж - жена и господин - раб.

Совокупность этих первич­ных объединений образует селе­ние. В свою очередь соединение селений составляет высшую форму социального существова­ния - государство (в греческой форме - полис, город-государ­ство). Государство, по Аристоте­лю, - разновидность общества, а потому оно является естествен­ным образованием. Вместе с тем оно в определенной мере меха­низм, созданный человеком. Государство первично по отно­шению к семье и отдельным се­лениям, так как вообще целое предшествует частям и доминирует над ними. Аристотеля, таким обра­зом, как и его учителя Платона (427—347 гг. до н. э.), можно считать одним из первых социальных реалистов. Аристотель считает общество абсолютно необходимым условием существования человека. С его точ­ки зрения, тот, кто вследствие своей природы (а не случайных обстоя­тельств) живет вне государства, - либо недоразвитое в нравственном отношении существо, либо сверхчеловек [1, 378].

Помимо Аристотеля к идее общества как естественного образования в античности склонялись и стоики, в том числе самый выдающийся из них, римский философ и писатель Луций Анней Сенека (ок. 5 г. до н. э.— 65 г. н. э.). В своем сочинении «О благодеяниях» (63—65 гг.) он поет настоящий гимн обществу, доказывая, что оно опирается на при­родные основания и взаимопомощь людей. Сенека утверждает: «[При­рода] дала две силы, которые человека слабого сделали весьма креп­ким, - разум и общество: благодаря им тот, кто, взятый в отдельности, не может даже ни с кем поравняться, обладает миром. Общество дало ему власть над всеми животными, его, рожденного на земле, общество ввело во владение иной природой и дало ему власть господствовать над всей природой. Оно сдерживает приступы болезней, приготовляет опору старости, дает утешение в скорбях; оно делает нас мужествен­ными, потому что позволяет призывать [себя на помощь] против судьбы. Уничтожь общество, и ты разрушишь единство человеческого рода, — един­ство, которым поддерживается жизнь...» [2, 87].

И все же представление об обществе как результате естественного развития не было господствующим ни в Древней Греции, ни в Древнем Риме. Преобладал взгляд, согласно которому общество - это искусст­венное образование, результат изобретения и целенаправленной деятель­ности людей: монархов, законодателей или самих членов определенных обществ. Такой точки зрения в античности придерживались Платон, Эпикур и его последователи (в частности, Лукреций), Карнеад, римские юристы Гай, Ульпиан и др. Но и представители этой традиции, считая общество изобретением человека, как правило, исходили из того, что оно основано на фундаментальных потребностях людей и выполняет в их жизни важнейшие функции.

Античное понятие общества в сравнении с тем, каким оно стало впос­ледствии, имело более узкое и вместе с тем более определенное и конк­ретное значение. Оно включало только такие формы взаимоотношений, в которых очевидным и наглядным образом присутствовали общность, союз, совместная деятельность. Это прежде всего семья и имуществен­ное объединение, основанное на тесных эмоциональных связях, юриди­ческих договорах и конкретных практических целях [3, 11 и ел.]. Поня­тие об обществе как таковом, обществе людей, еще не утвердилось; это, как правило, общество каких-то определенных людей, объединившихся для определенных целей. Поэтому Аристотель начинает рассмотрение общества с семьи. В Риме семья также считалась обществом, так как она была основана на договоре; семейная любовь называлась «социаль­ной» любовью, а отношение жены к мужу считалось «социальным» от­ношением.

Кроме семейных союзов под обществом понимались объединения друзей, коммуны, братства. Но главным образом обществами называ­лись союзы, заключаемые для каких-то имущественных целей. Это поня­тие носило преимущественно договорно-юридический характер. «С точки зрения этого понятия общество есть не более как договор, заключаемый отдельными людьми вполне сознательно и вполне намеренно, для впол­не определенной и осуществимой имущественной цели. Заключая его, иными словами, вступая в общество, каждый член вносит свой вклад, имущественный или иной» [там же, 15]. Вклад должен быть обязательно, иначе возникает отношение не социальное, а благотворительное, осно­ванное на дарении. Поскольку общество — это объединение, формируе­мое определенными людьми для определенных целей, оно не может со­здаваться навеки: его существование продолжается и прекращается по воле участников. Вступая в общество, каждый обязуется только за себя, но не за своих наследников.

Когда же древние греки и римляне применяли понятие общества к государству, это понятие выражало отчасти действительность, отчасти стремление, пожелание, идеал [там же, 16].

Представители киническай и стоической философии попытались рас­ширить господствовавшее в античности понятие об обществе как сугубо договорной группе и только своей гражданской общине. Они доказыва­ли, что мудрец - гражданин всего мира. Согласно стоикам, идеальное человеческое общество охватывает всех людей, граждан Космополиса, единого всемирного государства. Вместе с тем они считали необходи­мым участие граждан в жизни отдельного государства, при условии, что это участие не принуждает их к совершению безнравственных поступков.

Идея единства человеческого рода, понимаемого как сверхобщество, или общество обществ, была продолжена и развита европейским сред­невековьем.

Христианский философ и теолог Аврелий Августин (Августин Бла­женный) (354-430) в трактате «О Граде Божием» (ок. 413-426) обосно­вывал идею единства человечества общностью его происхождения от еди­ного предка - Адама. Но при этом человечество разделено на два царства, два вида общества: «град земной» (государство), основанный на грехе и насилии, и «град Божий», в котором царствуют божествен­ная правда и добро. «Град Божий» - это высшая духовная общность, которая все более утверждается в человечестве благодаря христианской церкви. Но и «град земной», где господствует, по выражению Августина, «мрак общественной жизни» и правит большая «разбойничья шайка» (государственная власть), также необходим для человека, хотя и занима­ет подчиненное место.

Другой христианский мыслитель, Фома Аквинский (1225/1226-1274), главный теологический авторитет католической церкви, в истолковании сущности общества стремился соединить обе указанные выше традиции. В своем труде «О правлении государей» он вслед за Аристотелем доказы­вал, что человек - существо социальное по природе, а общество - естест­венное образование. Создание же государства представляет собой произ­ведение не только природы, но и искусства; впрочем, в этом искусстве, как и во всяком другом, следует подражать природе.

В средневековой Европе понятие общества носило прежде всего кон­фессиональный характер; оно относилось главным образом к католи­ческой церкви и ее приверженцам. Кроме того, обществом считались сельская община, городская коммуна, цех, корпорация.

Таким образом, общество в средневековой Европе понималось пре­имущественно как наднациональная и вненациональная сущность. Только с XVII в. в связи со становлением и развитием наций понятие «обще­ство» все в большей степени сближается, ассоциируется и отождествля­ется с нацией и национальным государством. Так, французский теолог, философ и историк Боссюэ (1627—1704), выводя из Священного Писания принцип, согласно которому «человек создан, чтобы жить в обществе», утверждал: «Человеческое общество может рассматриваться двумя спосо­бами. Либо оно охватывает весь человеческий род как одну большую се­мью. Либо оно ограничивается нациями или народами, состоящими из множества отдельных семей, каждая из которых обладает своими права­ми. Общество, рассматриваемое в этом последнем смысле, называется гражданским обществом. Его можно определить, соответственно тому, что было сказано, как общество людей, объединившихся под властью од­ного правительства и одних законов» [4, 50-51].

XVII-XVIII века в Европе отмечены разработкой и широким распро­странением теорий естественного состояния человека и общественного договора. Эти теории, истоки которых лежат еще в античности, опира­лись на представление о различии между естественным состоянием (status naturalis)1 и гражданским состоянием (status civilis) человека. Обществен­ный договор они рассматривали как своего рода гипотетическое или подразумеваемое соглашение между людьми, благодаря которому осущест­вляется переход из первого состояния во второе или же из «естествен­ного» общества в «гражданское».

Общественный договор выступал в качестве нового способа обосно­вания легитимности государственной власти, взамен или в дополнение к старому, основанному на представлении о ее божественном проис­хождении. Подлинное общественное состояние при этом часто отожде­ствлялось с государственным, настоящим обществом считалось именно государство; по выражению одного исследователя, общественный дого­вор следовало бы назвать государственным договором.

Теории общественного договора были чрезвычайно разнообразны. Они по-разному трактовали и естественное состояние, и обществен­ный договор как форму перехода в состояние гражданское. Поэтому среди создателей и сторонников этих теорий встречаются представители обе­их отмеченных традиций в объяснении происхождения общества и сущ­ности социальности. Представители первой традиции вслед за Аристо­телем считали, что естественное состояние человека в то же время является его общественным состоянием. Сторонники договорной тео-

1 При этом «естественное состояние» часто понималось не как результат действия собственно природных сил, а как в конечном счете творение божественной воли.

рии, следовавшие этой тради­ции, рассматривали обществен­ный договор как продолжение тенденции, уже существовавшей в естественном состоянии, как переход от одной ступени соци­альности к другой, более высо­кой, основанной на государ­ственной власти и юридических законах. Такой позиции придер­живался, например, сам родона­чальник учения об общественном договоре, голландский полити­ческий мыслитель и правовед Гуго Граций (1583-1645).

Тем более отмеченной тради­ции следовали противники тео­рии общественного договора, для которых общественное со­стояние было тем же естествен­ным и, стало быть, не требовало никакого договора. Например, такой известный противник этой теории, как Вольтер (1694-1778), заяв­лял в полемике с немецким просветителем С. Пуфендорфом (1632-1694), что он поверит в нее только тогда, когда увидит первый договор.

Еще до Гроция и Вольтера социальность как естественное состояние рассматривал французский политический мыслитель Жан Боден (1530— 1596). Такого же взгляда придерживались английский философ и теолог Ричард Камберленд (1631-1718), итальянский философ Джамбаттис-та Вико (1668-1744), французские философы Г. Рейналъ (1713-1796) и Кондорсе (1743-1794) и др.

К этой же традиции принадлежит и один из главных предшественни­ков социологии, французский философ, историк и писатель Шарль Мон­тескье (1689-1755). Правда, он признает, что естественное состояние -это дообщественная стадия существования человека. Но вместе с тем он настаивает на том, что стремление жить в мире, согласии и, шире, в обществе себе подобных — это изначальная естественная тенденция, при­сущая человеку. В своем главном сочинении «О духе законов» (1748) он утверждает, что существуют четыре основных «естественных зако­на» человека, т. е. человека, находящегося в «природном состоянии»:

1) стремление жить в мире с дру­гими; 2) стремление добывать себе пищу; 3) просьба, обращен­ная одним человеком к другому; 4) желание жить в обществе [5,166].

Монтескье внес важный вклад в понимание сущности соци­альной реальности. Он отвергал позицию социального номина­лизма и в то же время не был со­циальным реалистом. Монтескье подчеркивал взаимосвязь и взаи­модействие между индивидами в качестве признака социальности, выразив это в формуле: «Обще­ство есть союз людей, а не сами люди» [там же, 276].

В целом, однако, у европейских мыслителей XVII—XVIII вв. преобладал взгляд на общество (отождествляемое с государством) как на искусственное изобретение человеческого разума, результат соглашения между людьми и воли законодателей. Общественный договор в таком понимании выступал не просто как переход из одного общественного состояния (естественного) в другое (гражданское), а как процесс или акт перехода из внеобщественного, дообщественного или антиобщественного состояния - в общественное. Иными словами, договор выступал как реальный или гипотетический акт создания общества (государства). При этом общество в основе своей рассматри­валось как сумма составляющих его индивидов, руководствующихся прежде всего стремлением к самосохранению и благополучию и объединяемых в общество только договором, который заключается добровольно или вынужденно. Общество в такой интерпретации выступает как более или менее искусно сконструированная машина. Такой позиции, в частности, придерживались английский философ Джон Локк (1632—1704), большая часть французских просветителей, немецкие мыслители С. Пуфендорф, X. Вольф (1679-1754) и др. Наиболее значительные теории подобного рода были разработаны английским философом Томасом Гоббсом (1588-1679) и французским мыслителем Жан-Жаком Руссо (1712-1778).

Согласно Гоббсу, «естественным состоянием людей до объединения в общество была война, и не просто война, а война всех против всех» [6, 291]. Поскольку люди в естественном состоянии равны, эта война не может окончиться ничьей победой. Такое состояние, в котором «все по­зволено всем» [там же, 292], не может быть благом для человека. Поэтому он, стремясь к самосохранению, в силу опять-таки «естественной» необ­ходимости заинтересован в прекращении взаимной вражды и установле­нии мира. Но как его достичь?

Гоббс признает, что человек от природы стремится жить в обще­стве. Но это не значит, что он рождается способным жить в обществе: «Ибо одно дело - стремиться, другое - быть способным» [там же, 285, прим.]. Человек способен жить в обществе не от природы, а благодаря знанию как пользы общества, так и вреда его отсутствия. Между тем, младенцы и невежды (все люди бывают первыми, а многие вторыми) не понимают смысла общественного состояния.

Гражданское общество (государство) - это, согласно Гоббсу, «произ­ведение искусства», продукт договора между людьми. Для того, чтобы договор был эффективным, прочным и соблюдался, он должен базиро­ваться на устрашении. Заключая его, люди тем самым отказываются от своих прав в пользу некоего органа или лица, воплощающих государ­ственную власть. Государство внушает страх своим подданным, застав­ляя их подчиняться себе; умиротворяя их таким образом, оно действует ради их же блага. Вот почему Гоббс в своем самом знаменитом сочине­нии, озаглавленном «Левиафан» (1651), сравнивает государство, с од­ной стороны, с машиной и человеческим организмом, с другой — со страшным библейским морским чудовищем, Левиафаном, о котором го­ворится в книге Иова [7].

Подчеркивая благотворное значение всемогущества государства для его подданных, Гоббс, который был противником разделения властей, не учел, однако, того, что всемогущее государство (и это показал исто­рический опыт) нередко превращается в машину, работающую ради соб­ственных нужд, и не ради блага людей, а против них.

Жан-Жак Руссо в своих сочинениях «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755), «Об общественном договоре» (1762) и др., как и Гоббс, исходит из представления о том, что люди в естественном состоянии равны между собой, а общество, тожде­ственное государству, является результатом договора. Правда, в отличие от Гоббса, он не считает, что люди от природы враждебны друг другу. Человек в его понимании по своей природе добр, свободен и самодостато­чен; он просто не нуждается в других людях. Наступает, однако, момент, когда люди не могут больше оставаться в естественном состоянии в силу «естественных» же причин и вынуждены, под угрозой гибели человеческого рода, путем заключения общественного договора перейти в гражданское состояние [8, 160].

Рассматривая общество как про­дукт договора между индивидами, Руссо вместе с тем считает, что воз­никшая в результате договора ассо­циация начинает жить собственной жизнью, по своим собственным за­конам. Это нашло выражение в та­ких понятиях, как «общая воля» (от­личная от «воли всех») [там же, 170]; «общий интерес»; «суверен», пони­маемый как «коллективное существо» [там же, 168]; «народ» как высшая сущ­ность и источник политической влас­ти; «гражданская религия» и т. п. Эти понятия отражают сильную со­циально реалистическую тенденцию в его теории. Она прослеживается и в понятиях «политический организм» и «общественный организм», и в аналогиях между обществом (государством) и человеческим организ­мом. Так, Руссо уподобляет верховную власть голове; законы и обычаи -мозгу; торговлю, промышленность и сельское хозяйство - рту и желудку; общественные финансы - крови и т. д. [9, 113]. Эти представления об обществе получили впоследствии продолжение в классической социо­логической мысли.

Ряд мыслителей XVII-XVIII вв. стремились соединить взгляд на обще­ство как на естественное образование со взглядом на него как на образо­вание искусственное. К ним относятся, в частности, нидерландский фи­лософ Бенедикт Спиноза (1632-1677), английский философ Антоны Шефтсбери (1671-1713), шотландские мыслители Адам Смит (1723-1790) и Адам Фергюсон (1723-1816), немецкий философ Иммануил Кант (1724— 1804) и др.

Не следует, однако, преувеличивать противоположность указанных двух точек зрения на сущность социальности и ее происхождения. И первая (общество — произведение природы), и вторая (общество — про­изведение человеческого искусства) основывались на представлении о том, что общество жизненно необходимо для человека и соответствует его фундаментальным потребностям.

К тому же «естественное» и «искусственное» в XVII—XVIII вв. еще не противопоставлялись друг другу столь резко, как впоследствии. Природа воспринималась как своего рода искусственный, разумно сконст­руированный механизм, а искусство — как подражание природе и выс­вобождение заключенных в ней сил и возможностей. Отсюда часто встре­чающиеся в это время сравнения общества (государства) то с машиной, то с организмом (например, у Гоббса или Руссо), причем сравнения эти иногда буквально соседствуют друг с другом. Дело в том, что слова «ма­шина» и «организм» воспринимались тогда почти как синонимы и в ла­тинском языке (который еще не вышел из употребления в ученых трак­татах), и в живых европейских языках. Слово «машина» означало любое соединение частей, образующих единое целое: живое и неживое, оду­шевленное и неодушевленное.

На рубеже XVIII-XIX вв. в европейской социальной мысли возника­ет реакция против социального номинализма и индивидуализма; одно­временно это была реакция против господствовавшего ранее представ­ления об обществе как искусственном порождении интеллекта и воли человека. Различие между «естественным», сформировавшимся без уча­стия человеческой или божественной воли, и «искусственным» начина­ет ощущаться все более явственно. Вместе с тем начинает ощущаться различие между обществом и государством: их уже не только не отожде­ствляют, но и противопоставляют друг другу.

За государством еще признается некоторый элемент «искусственности», поскольку оно очевидным образом формируется и управляется людьми (монархами, законодателями, чиновниками). Но в обществе все чаще видят «естественное» образование, формирующееся и развивающееся само-произвольно и живущее по своим собственным законам, не лежащим на поверхности и еще не познанным. Общество рассматривается как сущность, скрытая, но незримо присутствующая «за» государством, находящаяся в его основе. Государство и его институты, согласно новым взглядам, хороши и эффективны лишь тогда, когда они соответствуют этой скрытой фундаментальной реальности, опираются на нее.

Реакция против просветительских идей отчасти была направлена и против их практического воплощения — Великой Французской револю­ции. Консервативные социальные мыслители обвиняли Просвещение и Революцию в том, что во имя искусственно сконструированных идеа­лов они разрушили социальные связи и утвердили анархию в обществе.

Наиболее решительными критиками просветительских идей были британский политический деятель и мыслитель Эдмунд Бёрк ( 1729-1797) и французские философы Жозеф де Местр (1753-1821) и Луи де Бональд (1754-1840). В противовес многим мыслителям XVII-XVIII вв. они возродили взгляд на общество как на естественное образование, которое не сводится к сумме составляющих его индивидов, а предше­ствует им и формирует их. Эти мыслители подчеркивали органическую целостность и индивидуальность каждого общества, которые основаны на традиции. Разрушение традиционных начал в обществе приводит его к деградации и гибели, и, наоборот, их сохранение и культивирова­ние - основа его прочности и процветания. «Общество - это действи­тельно договор, но договор высшего порядка. Его нельзя рассматривать как коммерческое соглашение о продаже перца, кофе и табака... Обще­ственный договор заключается не только между ныне живущими, но между нынешним, прошлым и будущим поколениями», — писал Э. Бёрк в «Размышлениях о революции во Франции» (1790) [10, 90].

В противоположность просветителям, подчеркивавшим пер­востепенное значение разума в формировании и развитии общества, традиционалисты выдвигали на первый план иррациональные факторы жизни общества и человека: подчинение традиционным установлени­ям, религиозные чувства и веру.

На эти же факторы обратили особое внимание романтики, чье влияние охватило самые разные стороны европейской культуры рубежа XVIII-XIX вв. Подобно традиционалистам они рассматривали общество как органическое целое, обладающее своей собственной индивидуальностью. Такой же подход к обществу обосновывали представители немецкой исторической школы права Карл Савинъи (1779-1862) и Фридрих-Георг Пухта (1798-1846). Они разрабатывали теорию неизменного «народного духа», который определяет характерные черты институтов данного общества. Процесс развития государства - это результат самораскрытия «народного духа», поэтому законодательство должно максимально соответствовать его особенностям.

Понятие «народного духа» или «духа народа» как сверхиндивидуальной, всемогущей основы социальных институтов использовали и представи­тели немецкой классической философии, в частности Фихте и Гегель. Гегель (1770-1831) интерпретировал общество в духе социального реа­лизма, подчеркивая, что оно независимо от своих членов и развивается по своим собственным законам. Он различал три вида социальных об­разований, рассматриваемых как этапы развития человеческой свободы: семью, гражданское общество и государство. Государство он понимал как естественно сформировавшийся «организм», так как все его части составляют органы единого целого и существуют ради этого целого [11, 293—294]. Что касается гражданского общества, то это не организм, а лишь опосредованная трудом «система потребностей», которая через государство, предшествующее ему, получает свою определенность. Гражданс­кое общество, по Гегелю, совпадающее с утверждением буржуазного строя, основано на господстве частной собственности и всеобщем фор­мальном равенстве людей [там же, 233 и сл.].

Хотя в теории познания Гегель был радикальным рационалистом, он, в отличие от философов-рационалистов предыдущих двух столе­тий, не считал общество продуктом разумной деятельности людей. Он подчеркивал, что между целями и стремлениями людей, с одной сторо­ны, и реальными социальными результатами их деятельности - с дру­гой, существуют значительные расхождения.

Вместе с идеей «естественного» общества в целом усиливается вни­мание к его «естественным» составляющим, т. е. обществам меньшего масштаба: социальным классам и группам. Эти категории рассматрива­ются как отличные от традиционных и общепризнанных сословных и кор­поративных делений. Еще Адам Смит различал в современном ему обще­стве три основных класса: земельных собственников, капиталистов и наемных рабочих. Французский философ, экономист и государственный деятель А. Р. Тюрго (1727-1781) выделял внутри «земледельческого клас­са» и«класса ремесленников» предпринимателей и наемных работни­ков. Французские историки-романтики (Ф. Гизо, Ф. Минье, О. Тьерри и др.) рассматривали историю как процесс борьбы между классами.

Происходящие в Европе на рубеже XVIII—XIX вв. процессы — ослабле­ние роли традиционных институтов, секуляризация общественной жиз­ни, политические катаклизмы - заставляли видеть в «обществе» ту выс­шую силу, благодетельную или губительную, которая соединяет людей, управляет ими и вместе с тем несет ответственность за то, что происхо­дит с людьми. К «обществу» обращают те просьбы, требования, жалобы и даже молитвы, которые раньше были адресованы Богу, церкви, сюзере­ну или монарху. Тем самым идея общества выдвигается на первый план не только в теоретических системах: философских, правовых, экономи­ческих и т. д., — но и в повседневной жизни, и в социальной практике.

С начала XIX в. идея общества и социальности проявляется в самых различных формах, а прилагательное «общественный» («социальный») становится необычайно популярным. Активно формируются многооб­разные течения и школы «социального движения» (политические, юри­дические, религиозные, мистические, философские, научные, утопические и т. д.), которые противопоставляют себя индивидуализму и эгоизму от­дельных людей, наций и господствующих классов. В отличие от консер­ваторов-традиционалистов этому движению были близки провозглашенные просветителями и Революцией лозунги Свободы, Равенства и Братства. Но, как и традиционалисты, представители «социального движения» видели в индивидуализме просветителей источник разруше­ния социальных связей, «анархии» и кровавых конфликтов. Идея обще­ства, социальности была призвана заполнить пустоту, образовавшуюся в результате политических катаклизмов рубежа XVIII-XIX вв. В «обще­стве» видели ту «естественную силу», которая способна вновь объеди­нить людей, т. е. осуществить то, что раньше обеспечивали традицион­ные религиозные верования, церковь и монархическая власть.

Хотя «социальное движение» в определенной мере было направлено против взглядов просветителей, само его возникновение было обуслов­лено как раз распространением и утверждением просветительских иде­алов и ценностей.

Только благодаря принятию ценности свободы смогло появиться об­щественное мнение, были поставлены под вопрос старые и новые соци­альные институты и стали обсуждаться социальные проблемы, которые ранее обсуждению не подлежали. Даже осознание несвободы (экономи­ческой, политической и т. д.) смогло возникнуть в обществе лишь тогда, когда стала осознаваться и приниматься ценность свободы.

Только благодаря осознанию ценности братства социальность ста­ла восприниматься как универсальное начало: ведь ранее настоящим обществом считалось только свое общество (конфессиональное, корпо­ративное, сословное и т. п.).

Наконец, только благодаря признанию ценности равенства возникает ощущение социального неравенства и его несправедливости. В центр общественного внимания выдвигается так называемый социальный вопрос, т. е. вопрос о неравенстве социально-экономических условий жизни [12]. Ранее, при господстве освященного традицией сословного строя, идея изначального природного и социального неравенства представлялась естественной и нормальной, а идея равенства, наоборот, кощунственной. В подобных условиях никакого «социального вопроса» быть не могло Этот вопрос смог возникнуть и приобрести огромное значение только тогда, когда в Европе утвердилась идея природного равенства людей, их равенства перед лицом закона и всеобщего избирательного права. В этих условиях реальное социально-экономическое неравенство, обостренное к тому же началом индустриализации, массовой пауперизацией крестьянства, ростом и активизацией рабочего класса, стало восприниматься как острейшая проблема, настойчиво требующая своего решения.

Решением «социального вопро­са» были озабочены лучшие умы XIX в2. Различные направления «со­циального движения» усматривали источник этого «вопроса» не просто в обществе как таковом (само по себе оно считалось благотворной силой), а в уклонении от естественного хода его развития, в его неправильном устройстве3. Более того, в неправиль­ном социальном устройстве стали ви­деть источник всех бед современно­го человечества. Можно сказать, что идея общества в это время развива­лась вместе с идеей его неправиль­ного устройства.

Одним из наиболее мощных выражений «социального движения» стало социалистическое движение (впоследствии соединившееся с раз­личными коммунистическими и коллективистскими течениями). Соб­ственно, первоначально это было одно и то же движение, и термин «со­циалистический» был равнозначен термину «социальный»: оба они обозначали идейную тенденцию, противостоящую индивидуализму и от­стаивавшую значение общественного начала в человеческом поведении и государственных делах. В XVIII в., до широкого распространения слова «социализм», им обозначали взгляды последователей Гуго Греция [15, 696], который обосновывал всеобщую обязательность норм между­народного права принципом «общежительности» («sociabilitas»), т. е. ес­тественным стремлением человека к мирному и разумному взаимодей­ствию с другими людьми, независимо от религиозных и национальных различий. В 1803 г. оно было использовано в итальянском языке (суще­ствительные «socialismo», «socialista»; глагол «socializzare») в том же зна­чении, что и слово «католицизм» (происходящее от греческого «всеоб­щий», «вселенский»), в противовес протестантизму [16, 3].

2  Об одном из них, К. Марксе, Ф. Энгельс говорил, что целью его жизни, наряду с созданием коммунистической партии, было «научное изучение так называемого социаль­ного вопроса...» [13, 377].

3 Выражая умонастроение многих мыслителей и реформаторов ХГХ в, французский писатель, автор утопических коммунистических проектов Э. Кабе, писал «Если зги пороки и несчастья не являются результатом воли Природы, надо, стало быть, искать причину в другом месте Не содержится ли зга причина в плохой организации Общества?» [цит. По: 14, 34].

В 20—30-е годы XIX в. слово «социализм» начинает использоваться в Англии последователями Роберта Оуэна; во Франции в начале 30-х го­дов это слово впервые употребляет последователь Сен-Симона Пьер Леру. Затем французский публицист Луи Рейбо популяризировал новое сло­во, вынеся его в заглавие серии статей «Исследования о современных реформаторах или социалистах» (1836), изданных впоследствии отдель­ной книгой (1839).

В 30—40-е годы термином «социализм» обозначали учения социальных реформаторов, «утопистов» Анри де Сен-Симона (1760-1825) и его последователей Шарля Фурье (1772-1837) и Роберта Оуэна (1771-1858). Во всех этих учениях идея общества и социальности занимала цент­ральное место. Фурье стремится построить новый «социетарный мир» на основе «социальной науки», а Оуэн не случайно называет свое главное сочинение «Новый взгляд на общество» (1813).

Деятельность Сен-Симона положила начало формированию одновре­менно двух форм мировоззрения: социалистической и социологичес­кой, - и обе они объединялись у него идеей общества. Последнее он понимал в духе социального реализма, как особого рода могучий меха­низм или организм, нуждающийся, однако, в серьезном ремонте (или лечении) на основе новой науки об обществе. В 1813 г. он писал: «...Об­щество отнюдь не является простым скоплением живых существ, чьи действия, независимые от всякой конечной цели, имеют причиной лишь произвол отдельных индивидов, а единственным результатом - быстро­течные и незначительные случайные события; общество, наоборот, – это прежде всего настоящая слаженная машина, все части которой по-разному способствуют движению целого. Объединение людей образует настоящее Существо, крепкое или слабое в зависимости от того, насколь­ко регулярно его органы выполняют порученные им функции» [17, 57].

Именно в школе Сен-Симона родились социальное движение, соци­ализм и социология. Единый корень в последних трех словах (восходя­щий к латинским «socius», компаньон, союзник, «societas», ассоциация, общество) свидетельствует о том, что идея общества была ключевой для этих интеллектуальных и реформаторских направлений, составлявших вначале единое целое. Сами термины «социализм» и «социология» по­явились в одной и той же сен-симонистской среде: соавтором первого термина был сен-симонист Пьер Леру, изобретателем второго — сен-си-монист Огюст Конт.

Таким образом, социология, как и социализм, первоначально была составной частью общего «социального движения», выдвинувшего идею общества в центр теоретических размышлений и практических устремлений. Онтологический статус общества существенно изменился: оно стало мировоззренческой парадигмой. Из искусственного, произволь­ного образования, творения человеческих рук, оно превратилось в фун­даментальную сферу реальности, определяющую самые разные сторо­ны человеческого существования, политику, право, государственную жизнь. Доказывая первостепенное значение общества, социальности, социальную природу человеческого существования, различные направ­ления «социального движения» формировали представление об объек­те социологии, давали ее онтологическое обоснование. Это обоснова­ние вначале не могло быть чисто научным, социологическим: поскольку социология как наука еще не существовала, она не могла обосновывать свою необходимость и возможность своими собственными познаватель­ными средствами. И социология, и социализм при своем возникнове­нии представляли собой синтетические учения: они были одновремен­но политическими, моральными, религиозными, экономическими, философскими, научными. Оба они заключали в себе и реформаторс­кие, и научные, и утопические, и даже мистические элементы.

В дальнейшем, однако, пути социализма и социологии разошлись. Первый, сочетаясь с различными коммунистическими и коллективистс­кими тенденциями, сосредоточился в реформаторской, революционной и утопической сферах, хотя и не отказался от апелляции к науке. Вторая довольно скоро сосредоточилась только в сфере науки, сочетаясь в об­ласти мировоззрения как с социалистическими, так и с антисоциалис­тическими, либеральными принципами. Социалисты стали конструи­ровать и осуществлять идеал справедливого общества (впрочем, по-разному ими понимаемый). Социологи занялись изучением реально­го общества и тенденций его развития.

Социологическое изучение общества предполагало выполнение двух условий. Во-первых, оно должно было отделиться от непосредственно­го практического воздействия на изучаемый объект. Во-вторых, оно дол­жно было соединиться с определенными принципами, подходами и ме­тодами, которые позволяли бы тогдашнему научному сообществу считать социологию наукой. Иными словами, социология родилась из соедине­ния идеи общества с идеей науки об обществе.