Сельский социум в атр и развитие восточной деревни

Сельское общество Востока представляет собой крайне пеструю картину, изобилующую региональными особенностями. Тем не менее, определенные выводы и обобщения по ней сделать можно. К числу важнейших черт социального облика восточной деревни относятся следующие.

Это прежде всего укорененность, прочность традиционных структур общины (как кровно-родственной, так и соседской), рода, племени, этноса и прочих вариантов естественной социальности. Именно деревня на Востоке – прибежище традиционных социальных общностей, не имеющих аналогов на Западе, именно деревня там порождает, воспитывает, лелеет и повсеместно воспроизводит традиционные нормы и отношения, традиционные духовные ценности, нравы, обычаи и личностные социальные связи, которые гораздо сильнее вещных.

 Важной чертой восточного сельского социума является его многоукладность, отличающаяся наличием множества различных типов и моделей социально-экономических отношений, а также их сплетенностью в единую сложную ткань, порождающую многоликие и многофункциональные в социальном отношении переходные категории, слои, отдельные личности. Натурально-патриархальный, феодальный, мелкотоварный, мелкокапиталистический уклад, а также национально-развитое предпринимательство и иностранный капитализм – все эти уклады бытуют сегодня в деревне Востока в самых различных вариантах и сочетаниях, глубоко проникая друг в друга и находясь в состоянии взаимодействия и борьбы.

На Востоке вся эта многоликость приобрела чрезвычайно самобытные формы ввиду действия в течение нескольких тысячелетий фактора «сопротивления культур», по Ф. Броделю, и необычного для Запада многообразия укладов и оригинальных видов их сочетаний.

Многоукладность сельского общества сама по себе постулирует многолинейность процессов модернизации и, в частности, многопотоковость, разнообразие различных направлений капиталистической или полукапиталистической, или чисто государственной трансформации.

Многоукладность сельского социума Востока в любой ее трактовке определяет и воспроизводит вплоть до наших дней социальную гетерогенность крестьянства, состоящего не столько из мелких и мельчайших собственников земли, хотя и их достаточно много, сколько из ведущих натуральное (или полунатуральное) хозяйство патриархальных общинников, сородичей по клану, феодально-зависимых сословных групп, издольщиков и закабаленных, в том числе и ростовщиками, мелких арендаторов, батраков (сезонников и поденщиков в значительной массе), наконец – полностью обездоленных людей, не имеющих ни земли, ни работы, вынужденных существовать за счет родственников, либо за счет других форм сельской солидарности и благотворительности.

 Все отмеченные выше формы выживания неимущей и обездоленной части крестьянства не панацея. Тем более, что многие из них, в том числе отношения патрон-клиент и другие формы патернализма1, постепенно отмирают в ходе разрушения традиционных институтов восточного сельского социума. Аграрные реформы создают массовую базу рыночных отношений – море мелкотоварных хозяйств, обычно охваченных низшими формами кооперации и технологической модернизации, все дальше уводящие восточную деревню от былой традиционности внутриобщинных отношений без какой-либо равноценной их замены.

Процессы пауперизации2 и люмпенизации3 сельского населения сами по себе являются серьезной проблемой, ибо механически воспроизводятся и обостряются как демографическим ростом, особенно заметным в деревне, так и многообразными побочными явлениями таких в принципе прогрессивных сдвигов, как аграрные реформы, технологическая модернизация, совершенствование и рационализация производства и т.п. Все это размывает традиционную структуру восточного села, превращая его в «колоссальный отстойник различного рода полудеклассированного населения». Люмпены и пауперы в целом составляли на Востоке в 1980-е годы около 40\% населения, причем почти все они могут быть отнесены к сельскому социуму, ибо быстрый рост люмпенов и пауперов в городах во многом объясняется наплывом сельской бедноты.

Государства много делают для подъема деревни, модернизации агротехники, обновления форм и методов сельскохозяйственного производства. Но не всегда эта деятельность приносит положительные результаты, а иногда и усугубляет проблемы.

 Для социального облика восточной деревни ныне характерно не только преобладание традиционализма и государственного авторитаризма, отождествление модернизации с вестернизацией и обуржуазиванием. Повсюду растет прослойка квалифицированных и высокооплачиваемых сельских  работников-механизаторов, водителей транспорта, техников. Также увеличивается численность сельской интеллигенции, ныне играющей все более заметную роль в жизни деревни Востока: учителей, врачей, инженеров, агрономов.

Именно рост новых средних слоев в деревне, различных промежуточных и переходных прослоек, позволил возникнуть и укрепиться тенденциям к компромиссу, консенсусу и интеграции, характерных прежде всего для Дальнего Востока, Южной и Юго-Восточной Азии. В этих регионах упомянутым тенденциям способствовали успехи «зеленой революции», особая гибкость эффективно приспосабливающихся к модернизации традиционных общинных институтов и цивилизационных мотиваций, чрезвычайно благоприятный фон «экономического чуда».

Восточная деревня пережила в ХХ в. радикальную трансформацию, связанную с экономическим ростом, внедрением новых технологий, новых форм и методов организации производства и сбыта, совершенствованием и расширением общественного разделения труда в национальном, региональном и международном масштабе. Теснее стало хозяйственное и культурное взаимодействие города и деревни. Массовые сельскохозяйственные миграции способствовали умножению и укреплению этих связей на всех социальных уровнях. И хотя эти крупномасштабные перемены несут с собой новые проблемы и противоречия, социальная обстановка в восточной деревне в последние десятилетия несколько стабилизировалась. А радикальные аграрные движения, потрясавшие Восток в 50–60-е годы ХХ в., сошли на нет.

Изучение сельского социума на современном Востоке представляет огромный научный интерес, так как, несмотря на модернизацию, восточная деревня по-прежнему является заповедником гигантского пласта традиционной социальности и традиционной культуры. Он и изменяется, но и упорно сопротивляется этим изменениям.

Сейчас на Востоке имеется лишь несколько стран, которые практически «раскрестьянились», в смысле резкого сокращения доли сельскохозяйственного населения до 10–15 \%. На 1990 г. это были: Япония (6,6\%), Республика Корея (16,3 \%). В части стран сельское население составляет треть от всех жителей, а в большинстве стран Востока наблюдается даже рост деревенских жителей, правда, при общем снижении доли сельскохозяйственного населения (Малайзия, Филиппины, Индонезия, Таиланд), где процент сельскохозяйственного населения колеблется в пределах от 30 до 55\%.

 К числу ярко выраженных крестьянских цивилизаций относится гигантский Китай, где в деревне живет около 80 \% его населения.

По данным 1994 г. доля экономически активного сельского населения составляла (\%): Япония – 5,8, Республика Корея –13,6; Китай – 58,5.

На середину 1997 г. процент сельских жителей от общей численности населения равнялся: в Республике Корея – 17; Японии – 22; на Филиппинах – 44, в Малайзии – 45; Индонезии – 63, Таиланде – 68; Китае – 68, Вьетнаме – 79.

Отечественные исследователи в течение долгого времени подходили к изучению восточной деревни с точки зрения европейской традиции, в соответствии с которой по мере развития капитализма происходит социально-классовая дифференциация сельского населения. Только в 1970-е годы А. Левковский предложил концепцию «специфической многоукладности» развивающихся стран, которая позволила отказаться от упрощенного взгляда на процессы в восточной деревне как производные от влияния капитализации. Эти явления стали рассматриваться как достаточно самостоятельные. Были и есть и другие подходы к изучению восточного сельского комплекса. Различные интерпретации теорий многоукладности представляли социальную структуру Востока то как некий симбиоз разностадиальных укладных форм, то как сферу концентрации мировой нищеты и пауперизма, то как область дезинтеграции и принципиальной несовместимости двух секторов, то как пассивную периферию процесса индустриализации.

 Но в русле всех известных подходов не была решена общая теоретическая задача крестьяноведения – необходимость преодолеть ограниченный взгляд на социальную природу крестьянства и на его социокультурную традицию как на воплощение архаики, подлежащей вытеснению в процессе модернизации. То же самое можно сказать о проблемах этнокультурных мотиваций экономического и социального поведения крестьянства. Мало кто обратил внимание на специфическую рациональность традиционной экономической и социальной организации восточного крестьянства и, соответственно, его культуры и общественного сознания в целом. Именно такая рациональность составляет принципиально важную предпосылку для активного взаимодействия модернизации и традиций в жизни современных сельских восточных социумов. Благодаря ей восточное крестьянство (особенно на Дальнем Востоке, Южной и Юго-Восточной Азии) обнаруживает способность не только усваивать западные технологические, экономические и культурные достижения, не разрушая основ собственной социальности и культуры, но накладывать отпечаток своей цивилизации на весь ход мирового развития в условиях ускоряющихся процессов общественной модернизации и интеграции.

Вопросы и задания:

1. Назовите важнейшие характеристики сельского (деревенского) социума АТР.

2. Перечислите социально-экономические уклады восточной деревни.

3. Определите состав крестьянского населения Востока.

4. Какие трансформации происходят в современной восточной деревне и как это влияет на ее социальный облик?