2. основные императивы международной морали

Исходным при рассмотрении этого вопроса является тезис о том, что моральные императивы определяются принципами меж­дународных отношений. Резюмируя их, можно сказать, что ми­нимальный моральный императив международно-политического поведения требует от каждого государственного актора руковод-

234

ствоваться необходимостью сохранения других легитимных учас­тников международных отношений, ибо это — то «минимальное добро, без которого все исчезнет» (16). Речь идет, таким образом, прежде всего о сохранении мира, так как именно в войне нахо­дит свое наиболее полное проявление национальное высокоме­рие, презрение к общечеловеческим нормам и правам других (см.:

6, р. 55). Вместе с тем, как свидетельствует история человечества и современные события на мировой арене и, в частности, в пост­советском геополитическом пространстве, указанный императив далеко не стал основой осознанного международно-политичес­кого поведения всех государственных деятелей. Теоретическое объ­яснение этому факту можно найти в стихийном следовании тра­диционному подходу к состоянию войны. В соответствии с ним война не противоречит политике, во-первых, потому что человек воспринимает свою принадлежность к политическому миру имен­но через борьбу с другими. А в межгосударственных отношениях война даже обеспечивает политику, является ее основным сред­ством, поскольку она является условием выживания государств. Во-вторых, война не противоречит человеческой сущности, она даже придает смысл существованию человека, поскольку, когда он готов жертвовать собой, он способен осознать подлинное зна­чение свободы. Отказ от войны, при таком подходе, равносилен отказу от свободы. А без свободы нет политической демократии. И в-третьих, война не противоречит общечеловеческой морали:

библейское «не убий» не относится к уничтожению вооруженно­го противника — представителя другого государства-нации — на поле брани (17).

Однако современные реалии ядерно-космического века в корне меняют ситуацию: учитывая новейшие средства вооружений, су­ществование в мире многочисленных АЭС, огромного количест­ва хранилищ горюче-смазочных материалов и потребляющих их механизмов и устройств, близкое к критическому состояние ок­ружающей среды и т.п., нравственная оценка войны не может оставаться прежней. Это тем более важно, что изменился и сам характер вооруженных конфликтов: сегодня они фактически ли­шены традиционного разделения фронта и тыла, а потому неиз­бежно сопровождаются несоразмерными жертвами и лишениями среди мирного населения. Так, например, число беженцев (глав­ным образом женщин, детей и стариков), которым удалось поки­нуть зону грузино-абхазского конфликта только организованым путем (при помощи российских военно-транспортных средств), достигло более 2 тыс. человек. Никто не подсчитывал соотноше­ние жертв среди гражданского населения в вооруженных кон-

235

фликгах на территории бывшего СССР, но есть все основания полагать, что оно близко к соотношению жертв арабо-израиль-ского конфликта, где 90\% пострадавших приходится на мирное население (см.: 13, р. 207).

Вот почему усилия международных организаций, и прежде всего ООН, направлены не только на привлечение мирового об­щественного мнения к моральному осуждению войн и насилия в международных отношениях, но и на организацию действенных мер по прекращению существующих и предотвращению новых вооруженных конфликтов. Задачи эти отличаются чрезвычайной сложностью, особенно учитывая неоднозначный, рисковый ха­рактер принимаемых мер, — в том числе и с точки зрения неод­нозначности их актуальных и потенциальных моральных оценок. Так, например, позиция руководства России по отношению к войне в Персидском заливе и в особенности к ракетным ударам американской авиации по Багдаду вызвала противоречивую ре­акцию со стороны различных политических сил как в самой стра­не, так и за ее пределами. При этом налет демагогичности в рас­суждениях коммунистов и «патриотов» об аморальности рос­сийского правительства, поддержавшего «агрессию американского империализма» против суверенного государства, имевшую след­ствием гибель невинных людей из числа гражданского населе­ния, не избавляет от самой проблемы. Действительно ли главной целью администрации Д. Буша была защита ростков нового — правового, следовательно, справедливого — международного по­рядка, предпосылки к сознательному созданию которого усилия­ми мирового сообщества появились с окончанием холодной вой­ны? Или же в основе принятого решения лежал холодный рас­чет, связанный с геополитическими интересами США в этом наи­более богатом нефтью регионе мира? Как увязать данное реше­ние с взятой на себя Соединенными Штатами ролью основного поборника прав человека во всем мире? Ведь в рассматриваемом примере было нарушено основное из этих прав — право на жизнь множества ни в чем не повинных людей, ставших жертвами ре­шения, принятого за тысячи миль от их дома. Следовало ли России, учитывая все эти вопросы, оказывать политическую поддержку действиям США? Аналогичные вопросы встают и в связи с ракет­ным ударом США по иракскому разведцентру 26 июня 1993 года, в результате чего погибло шесть мирных жителей. Можно ли счи­тать достаточным основанием для такой акции доказанность (даже доказанность!) вины нескольких человек, готовивших (то есть имевших намерение) по заданию иракской разведки покушение на экс-президента Дж. Буша? И не является ли данная акция

236

следствием политики «двойного стандарта», подобно подходу Запада к оценке эстонского Закона об иностранцах, нарушаю­щего права русскоязычного населения в этой стране?

Если же говорить не только о межгосударственных, а о меж­дународных отношениях в целом, то вышеназванный императив приобретает еще более широкий характер, трансформируясь в необходимость действовать так, чтобы способствовать преобра­зованию международной среды «из состояния джунглей в состо­яние международного общества» (см.: 6, р. 46), или, точнее гово­ря, более тесной интеграции мирового сообщества (см.: 3, р. 174). Иначе говоря, речь идет о том, чтобы способствовать социализа­ции международных отношений в том ее аспекте, который каса­ется моральных (и правовых) норм, призванных играть, по край­ней мере, такую же роль, какую они уже играют во внутриобщес-твенных отношениях. Данная задача является не менее сложной и противоречивой, чем та, о которой упоминалось выше. Во-пер­вых, потому что она связана с задачей сознательного формирова­ния нового международного порядка, который, как будет показа­но в следующей главе, понимается по-разному, в том числе и в морально-нравственном отношении. Во-вторых, социализация, сама по себе, отнюдь не панацея в решении проблем междуна­родной морали, особенно в том, что касается таких принципов, как счастье и справедливость.

Еще Ж.-Ж. Руссо предупреждал, что социализация влечет за собой эффект сравнения себя с другими, последствиями чего яв­ляются зависть и корыстолюбие, хитрость и насилие. Во времена обострения «холодной войны», которое сопровождалось наиболь­шей непроницаемостью разделяющего человечество на «два мира» «железного занавеса», отсутствие возможностей для сравнения имело следствием то обстоятельство, что, например, многие со­ветские люди, лишенные информации об условиях жизни в за­падных странах, чувствовали себя относительно счастливыми, ощу­щая «заботу партии и правительства о справедливом распределе­нии социальных благ и неуклонном повышении уровня жизни советского народа». Когда же, с крахом «железного занавеса» и появлением новейших средств связи и массовой информации, они получили эти возможности, возник эффект относительной депривации: многие почувствовали себя обездоленными, лишен­ными элементарных благ цивилизации и, соответственно, глубо­ко несчастными. Даже та минимальная либерализация, которая стала чертой российской социально-политической действитель­ности последних лет, вместо ожидаемых от наиболее динамич­ной части населения усилий по обустройству своей страны, при-

237

несла эффект массовой эмиграции на Запад. Культурная экспан­сия Запада, ставшего своего рода референтной группой в обмене культур, приносит с собой не только богатство и многообразие мировой цивилизации, но и агрессивные суррогаты искусства, сопровождаемые подавлением национальных культурных ценнос­тей. В более широком плане указанные процессы депривации затронули целые народы и даже континенты (Африка), которые столкнулись с проблемой сохранения своей культурной идентич­ности, разбалансированности социальных и политических усло­вий жизни (в то время как процессы демократизации проходят крайне болезненно и неровно).

Иначе говоря, новые явления в международной жизни по­рождают новые явления и новые моральные вызовы. В этой свя­зи встает еще один вопрос: действенны ли нормы и принципы международной морали?