Общая теория социальной коммуникации - Учеб­ное пособие (Михайлова Ю.А.)

9. социально-коммуникационные институты

 

9.1. Происхождение и виды социально-коммуникационных

служб, систем, институтов

 

Археокультурная общинная коммуникационная си­стема не имела коммуникационных служб. Для удовлет­ворения абсолютных и вторичных коммуникационных потребностей первобытных общин было достаточно двух естественных (невербальный и вербальный) и двух искус­ственных (символьные и иконические документы) комму­никационных каналов. Посредством этих каналов общин­ная ОКС осуществляла сущностные функции: функцию распространения смыслов в социальном пространстве (коммуникационно-пространственную) и мнемическую (коммуникационно-временную) функцию, а также при­кладные функции: магическую и социализации молодежи. Сущностные функции коммуникационной системы удов­летворяли абсолютные коммуникационные потребности общины (см. сущностные функции языка, речи и докумен­тов — пункты 4.2.2. и 4.3.2.); а прикладные функции — вто­ричные потребности. Таким образом установилась при­чинно-следственная связь

 

Коммуникационные потребности

дописьменной общины:                     →    Общинная ОКС:

 

А — потребности                                 →    Сущностные функции

В — потребности                                 →     Прикладные функции

 

С появлением письменности возникла потребность в службах оформления и размножения документов (писцы, переписчики, скриптории) и в службах хранения, обра­ботки и распространения документов (библиотеки, книж­ная торговля). Сформировалась рукописная документная система (ДОКС), включающая два контура: контур обоб­ществления и контур хранения, обработки и распростра­нения (см. рис. 4.5). ДОКС — важнейшая подсистема ру­кописной ОКС, которая удовлетворяет как абсолютные, так и вторичные потребности ранних палеокультурных цивилизаций.

Поскольку потребности цивилизованных обществ го­раздо разнообразнее, чем потребности первобытных общин, значительно расширились функции рукописной ОКС. В число сущностных функций ОКС, помимо исходных со­циально-пространственной и социально-временной функ­ций, стали входить функции формирования документных потоков, ценностно-ориентационная (отбор и рекоменда­ция ценных сообщений) и поисковая (разыскание нужных сообщений по запросу). Вместо двух получилось пять сущ­ностных функций, из которых три новых инициированы ДОКС. В составе прикладных функций появились: образовательно-просветительская, идейно-воспитательная (идеологическая), бюрократическая, гедонистическая, на­учно-вспомогательная (точнее сказать — схоластическая), художественно-эстетическая, товарная, библиофильская функции. Сохранилась магическая функция, которая рас­пространилась на священные писания, а также функция социализации молодежи не по книге, а путем показа. Мож­но сделать вывод, что в рукописной ОКС документы стали необходимым коммуникационным каналом в социальных институтах духовного производства (религия, литература, наука, философия, право), в государственном управлении и образовании, но коммуникационные социальные инсти­туты еще не сформировались, хотя службы документальной коммуникации были налицо.

Становление мануфактурной ОКС несомненно сти­мулировалось ростом коммуникационных потребностей духовной жизни и социально-культурной практики. Сущностные и прикладные функции мануфактурной ОКС  внешне остались теми же, что и при рукописной ОКС, но средства их реализации качественно изменились благо­даря механизации печатного процесса, формированию книжной культуры и литературоцентризму, когда основ­ные культурные смыслы стали распространяться и хра­ниться в книжной форме. Появились новые службы в со­ставе ДОКС: типографии и книгоиздательские дома, кни­готорговые предприятия, библиографические службы, различные библиотеки, включая национальные. В век Просвещения (XVIII век) магическую функцию книги сменила национально-символическая прикладная функция — национальный литературный язык, национальные биб­лиотеки, национальная библиография стали символом самосознания формирующихся европейских наций.

Можно ли говорить о появлении социально-коммуни­кационных институтов в это время? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно уточнить понятие «социальный ин­ститут», которое понимается двояко. Первое понимание можно назвать нормативным, поскольку здесь институт понимается как совокупность исторически сложившихся неформальных социальных норм (обычаев или стереоти­пов), концентрирующихся вокруг какой-то главной цели, ценности или потребности. Типичные примеры: институт семьи, экономический институт (производство и распре­деление товаров), институт морали. Нормативными ин­ститутами в области социальной коммуникации являют­ся естественный язык, фольклор, искусство, народные традиции и народные промыслы.

Второе понимание социального института учрежден­ческое, кстати сказать, ближе подходящее этимологии слова «институт», которое изначально имело значение «учреждение». Социальный институт в этом случае пони­мается как формально организованная система учреждений (служб, центров) и профессиональных групп, обладающая определенным, социально признанным назначением. Нор­мативные институты отличаются от учреждений тем, что они являются неформальными, т. е. не учреждаются вла­стью, не имеют профессиональных кадров и не нуждаются в официальном признании их общественного назначения.

Учрежденческие социальные институты вырастают из нормативных институтов, что хорошо видно на примере ком­муникационных служб. Рукописная ОКС и особенно ману­фактурная ОКС располагали разными службами производ­ства, хранения и распространения документов, где трудились профессиональные работники. Но формально организован­ной системы учреждений не было. Поэтому на этапе ману­фактурной ОКС, соответствующей второму поколению книжной культуры, есть основания говорить о нормативных социально-коммуникационных институтах (СКИ). Уч­режденческие СКИ появляются в период индустриальной ОКС и третьего поколения книжной культуры.

Индустриальной ОКС свойственно новое сущностное качество, отличающее ее от предыдущих коммуникацион­ных систем, это качество — системная структурность. Раз­личают две трактовки понятия «система»:

• Система — любая совокупность, всякая сумма, в том числе — груда камней, толпа людей, звездное небо и т. д.

• Система — внутренне структурированная (органи­зованная, упорядоченная) совокупность, образую­щая единое целое.

Первую трактовку можно назвать широкой, вторую — узкой; первая относится к суммативным системам, вто­рая — к структурированным системам. В суммативной си­стеме части предшествуют целому, чтобы познать целое, нужно знать его части. В структурированной системе це­лое обладает интегративными (системными, эмерджентными) свойствами, которыми части ее, каждая в отдель­ности, не обладают. Например, если разделить живой орга­низм на составные части, он перестанет быть живым; если разделить стих на отдельные слова, он утратит свой смысл.

Рукописные и мануфактурные общественные комму­никационные системы были суммативными системами. Исчезновение или появление той или иной библиотеки, типографии или издательского дома не вызывало суще­ственных изменений в системе в целом, поскольку все ее элементы автономны и не зависят друг от друга. В индуст­риальной ОКС элементом является не отдельное учреж­дение, а система служб, поэтому изменения в ее составе не могут остаться незамеченными. Системность и явля­ется тем интегративным качеством, которое делает инду­стриальную ОКС структурированной системой систем. Как происходит преобразование суммативных ОКС в структурированную коммуникационную систему?

Резкое возрастание социальных коммуникационных потребностей на стадии неокультуры вызывает стреми­тельный количественный рост коммуникационных служб всех видов (книгоиздательств, библиотек, книжных ма­газинов, музеев и т.д.). Возникает потребность в рационализации их деятельности, которая видится в сотрудни­честве, специализации и разделении труда между ними. Прежде независимые и конкурирующие друг с другом службы начинают объединяться в системы, элементами которых становятся функционально специализированные службы, образовавшиеся на базе прежних, неспециализи­рованных служб. Системы делятся на организационные, объединяющие функционально сходные службы и тех­нологические, объединяющие функционально различные службы. Например, сеть детских библиотек или сеть академических библиотек образуют организационную систе­му, а централизованная каталогизация или путь книги в крупной библиотеке — технологическая система. Призна­ком структурности является наличие органов управления в коммуникационных системах.

Итак, индустриальная ОКС — это управляемая систе­ма систем, располагающая мощными коммуникационны­ми ресурсами, распределенными по различным подсистемам. Так, ДОКС (рис. 4.5.), есть одна из подсистем совре­менной индустриальной коммуникационной системы. Она представляет собой технологическую суперсистему, включающую в свой состав различные функционально специализированные системы, объединенные в контур А и контур Б. Но ДОКС — не социально-коммуникацион­ный институт, она объединяет в своем составе документные СКИ.

Теперь можно дать определение социально-коммуни­кационному институту. Социально-коммуникационный институт — это элемент индустриальной ОКС, представ­ляющий собой формально учрежденную, т.е. имеющую свой орган управления, совокупность организационных и технологических систем, обладающих определенным, со­циально признанным назначением. В современной индуст­риальной ОКС различаются следующие виды институтов.

1. Кумулятивные институты, выполняющие в числе своих сущностных функций социально-временную (социально-мнемическую) функцию:

•    архивное дело;

•    библиотечно-библиографическое дело;

•    музейное дело;

•    система научно-технической информации;

•    телекоммуникационные сети, например Интернет.

2. Некумулятивные институты, не выполняющие социально-мнемическую функцию и не входящие в состав социальной памяти:

•    народное образование;

•    система массовой коммуникации (радио, телевиде­ние);

•    средства связи: почта, телеграф, телефон;

•    газетно-журнальное дело;

•    книгоиздательское дело;

•    книготорговое дело;

•    туристическое дело;

•    культурно-досуговая система.

Каждый институт располагает профессионально под­готовленными кадрами, занятыми практическим удовлет­ворением общественных коммуникационных потребно­стей, обусловивших возникновение института. Кроме того, в его состав входят: отраслевая наука, занятая совершенствованием практики и самопознанием института; от­раслевое образование, обеспечивающее подготовку и пе­реподготовку кадров профессионалов; органы управления, организующие работу института; групповая специальная коммуникация — профессиональная пресса, литература, устное общение, формирование специальных фондов.

Кроме социальных институтов, в составе индустриаль­ной ОКС находятся службы или даже системы, не достиг­шие уровня институциализации. Такими доинституционными элементами являются: агентства по рекламе, фирмен­ные маркетинговые службы, службы паблик рилейшенз, службы референтов-переводчиков, команды имиджмей­керов, биржи труда и справочные городские службы, орга­низаторы массовых праздников, шоу, чемпионатов и т. п.

Перечисленные социально-коммуникативные инсти­туты ориентированы на удовлетворение коммуникацион­ных потребностей общества в целом, поэтому входящие в них службы называются общими, или публичными, мас­совыми, общедоступными. В дополнение к общим, различ­ными ведомствами и общественными организациями уч­реждаются специальные коммуникационные службы: издательства, редакции журналов, библиотеки, информационные органы, архивы, которые призваны обслуживать групповые потребности тех или иных категорий специалистов. Эти службы обладают двойственностью: с одной стороны они входят в состав индустриальной ОКС, где заимствуют технологии и используют общедоступные ресурсы; с другой стороны они принадлежат некоммуникационным специальным институтам (армия, государ­ственное управление, материальное производство и т. д.) и подчиняются органам управления этих институтов. Эта двойственность обусловила разделение коммуникационных служб индустриальной ОКС на две категории: общие и спе­циальные, нередко соперничающие друг с другом за приори­теты обслуживания специалистов. Специальные службы об­разуют свои организационные и технологические системы, но до формирования коммуникационных институтов дело не доходит. Исключением является Государственная систе­ма научно-технической информации (ГСНТИ), достигшая статуса специального социального института.

Наконец, можно по масштабам деятельности разделить коммуникационные службы на международные, нацио­нальные, региональные (областные, краевые), городские, районные, локальные (точечные). По признаку собствен­ности те же службы подразделяются на государственные (федеральные), ведомственные, муниципальные, общественные, частные, личные.

Сказанное не означает, что в индустриальной ОКС не сохранились нормативные социальные институты. Они есть, и ими остаются с давних пор естественный язык, фольклор, искусство, народные промыслы и традиции, создателем и потребителем которых являются массовые аудитории.

В итоге получается четырехслойная структура индуст­риальной ОКС:

•    нормативные коммуникационные институты;

•    учрежденческие коммуникационные институты об­щего назначения, включающие кумулятивные и не­кумулятивные институты;

• коммуникационные службы некоммуникационных социальных институтов и специальные коммуника­ционные институты (ГСНТИ);

•    доинституционные коммуникационные службы.

В качестве социальных коммуникантов и реципиен­тов индустриальной ОКС выступают: население, массо­вая аудитория (М) и специальные социальные группы (Г). При посредничестве ОКС происходит диалог МдМ и  ГдГ, а также управление ГyМ, соответствующие миди- и макро- коммуникации (см. рис. 2.2). Взаимодействие индустри­альной ОКС со своими коммуникантами и реципиента­ми наглядно представлено на рис. 9.1.

            

 

Рис.9.1. Социальные коммуниканты и реципиенты

индустриальной ОКС

 

9.2. Сущностные и прикладные функции

социально-коммуникационных явлений

В предыдущем параграфе было показано наращивание сущностных и прикладных функций ОКС по мере пере­хода от археокультуры к неокультуре. Функциональный подход наглядно демонстрирует динамику развития ОКС, поэтому он заслуживает специального рассмотрения. Мы обращались к этому подходу в пункте 4.2.2, анализируя функции естественного языка и речи, которые осуществ­ляются в процессе устной коммуникации, и в пункте 4.3.2, когда шла речь о функциях искусственно созданных до­кументов. Выяснилось, что язык, речь и документы используются не только в личностной практике, но и в общественной жизни, приобретая сущностные и приклад­ные социальные функции. Коммуникационные службы, являясь социальными учреждениями, имеют только со­циальные функции, ибо они взаимодействуют с соци­альными группами, а не с отдельно взятыми индивидами (см. рис. 9.1). Познавательно сопоставить социальные функции языка, речи, документов с функциями комму­никационных служб. Предварительно уточним отличия сущностных и прикладных функций — см. табл. 9.1.

Заметим, что разграничение функций на сущностные и прикладные можно проследить не только применительно к коммуникационным явлениям (предметам), но и примени­тельно к другим искусственным или естественным объек­там, используемым в социальной практике. Например, сущностная функция корабля заключается в способности пере­мещаться по поверхности воды, а прикладные функции проявляются в его назначении: грузовой, пассажирский, во­енный, научно-исследовательский и т. д. Многие особенно­сти сущностных и прикладных функций противоположны. В то же время они связаны друг с другом, предполагают и дополняют друг друга. Сущностные функции реально про­являются через прикладные функции. Только в абстракции может мыслиться «корабль вообще», а реально существуют конкретные, функционально специализированные корабли.

 

Таблица 9.1

Отличительные особенности сущностных и прикладных функций

 

Сущностные функции

Прикладные функции

Первичны, исходны.

Вторичны, производны.

Независимы от социальных, экономических, политических

условий в пределах археокультуры, палеокультуры, неокультуры.

 

Зависимы.

Стабильны, неизменны,

ограничены по составу.

Динамичны, изменчивы,

неограниченны по составу.

Раскрывают сущность данного предмета.

 

Раскрывают конкретные возможности использования данного предмета для решения текущих общественных задач.

Изначально и необходимо

присущи данному предмету.

Появляются в процессе создания или общественного использования предмета

 

Языку и речи присущи, согласно лингвистическим тео­риям, две сущностные функции: коммуникационная и по­знавательная, причем коммуникационная функция расщеп­ляется на коммуникационно-временную (мнемическую) и коммуникационно-пространственную функции. Коммуникативно-временная — сущностная функция языка; коммуникативно-пространственная — сущностная функция речи. На этих функциях основаны многочисленные прикладные социальные функции, используемые на различных уровнях коммуникации — межличностном, групповом и массовом.

Документная коммуникация выполняет те же коммуни­кационно-временные и коммуникационно-пространственные сущностные функции, но в связи с искусственным происхождением документов им присуща еще одна сущностная функция, которая отсутствует у естественно воз­никших языка и речи. Эту функцию мы назвали ценностно-ориентационной, и определяется она целевым назна­чением документа: нет бесцельно созданных документов, значит, ценностная ориентация — сущностное качество документальной коммуникации. Прикладные функции документов обусловлены появлением ДОКС и коммуни­кационных служб, которые начали оформлять, тиражировать, хранить и распространять документы по заказам различных социальных институтов (церковь, государство, литература, позже — наука).

Индустриальная ОКС, как и предшествовавшая ей рукописная и мануфактурная коммуникационные систе­мы, унаследовала три сущностные функции документов: коммуникационно-временную, коммуникационно-про­странственную и ценностно-ориентационную, но, кроме того, освоила еще две сущностные функции: функцию формирования документных потоков и поисковую функ­цию. Эти пять функций распределились между социаль­но-коммуникационными институтами (см. рис. 9.1) сле­дующим образом: нормативные институты выполняют коммуникационно-временную, коммуникационно-про­странственную и ценностно-ориентационную функции (в пределах народных пониманий правды, добра, красоты); общедоступные коммуникационные институты и специ­альные коммуникационные службы функционально спе­циализировались на кумулятивные, которым свойствен­ны коммуникационно-временная, коммуникационно-про­странственная, ценностно-ориентационная и поисковая функции, и некумулятивные, ограничивающиеся коммуникационно-пространственной, ценностно-ориентационной и функцией формирования документных потоков; доинституционные службы имеют ту же функциональную специализацию, что и некумулятивные институты.

Обратим внимание, что все коммуникационные службы и институты выполняют ценностно-ориентационную функ­цию, т.е. ставят задачу повлиять на сознание массовых ауди­торий или специальных социальных групп. Причем все они, за исключением народных нормативных институтов, выра­жают не собственную точку зрения, не свою мировоззренчес­кую, идейно-политическую, научную позицию, (такой пози­ции у подлинных коммуникационных органов нет и быть не должно), а пропагандируют взгляды своих органов управле­ния, фактически — заказчиков или хозяев, которые предпи­сывают им выполнять те или иные прикладные функции.

Итак, сущностные функции всех коммуникационных явлений — от естественного языка и речи до социально-ком­муникационных институтов включают две основополагаю­щие функции — коммуникационно-пространственную и коммуникационно-временную; остальные сущностные функции наращиваются на их основе по ходу социально-культурной эволюции человечества.

Такое положение естественно и вытекает из опреде­ления социальной коммуникации как движения смыслов в социальном времени и пространстве; в противном слу­чае эти явления не были бы коммуникационными.

Сущностные функции, как уже отмечалось, (табл. 9.1) не зависят от социально-культурных, экономических, по­литических условий в пределах данной стадии социаль­но-культурной эволюции: археокультура, палеокультура, неокультура. Это означает, что сущностные функции социально-коммуникационных институтов западного либе­рально-демократического общества XX века и советского тоталитаризма одни и те же. Зато коренным образом раз­личаются прикладные функции, предписанные им орга­нами управления. Рассмотрим более подробно схемы уп­равления общественными коммуникационными система­ми в индустриальных обществах XX века.

 

9.3. Либерально-демократические принципы и схемы функционирования социально-коммуникационных институтов

 

9.3.1. Социально-коммуникационные права и свободы

Либерально-демократическая схема управления соци­ально-коммуникационными институтами свойственна пра­вовому государству. Правовым государством, в отличие от деспотии (тирании, охлократии), признается государ­ство, которому свойственны, во-первых, верховенство пра­ва, во-вторых, реальность прав и свобод граждан, в-треть­их, осуществление принципа разделения властей. Право — это не любой законодательный акт, принятый народным собранием, царский манифест или президентский указ, а независимая от воли законодателя реализация социаль­ной справедливости. Социально справедливым призна­ется удовлетворение абсолютных потребностей личности, социальной группы, общества в целом. Коммуникацион­ные потребности относятся к числу абсолютных, поэтому в правовом государстве законодательно защищаются ком­муникационные права и свободы граждан. Право — это мера (норма) свободы, поэтому о правах и свободах гово­рят одновременно. Коммуникационными свободами яв­ляются: свобода слова и печати, свобода союзов и собра­ний, свобода совести (вероисповедания). Ограничение этих свобод есть коммуникационное насилие.

Правовое государство, в котором нет коммуникацион­ного насилия и беспрепятственно реализуются коммуни­кационные права и свободы, есть идеал. Исторические, а не утопические государства далеки от этого идеала. Тем не менее человечество со времен античности (Платон, Аристотель, Демосфен, Цицерон) медленно, но верно при­ближается к правовому государству. Английская, амери­канская и французская революции XVII и XVIII веков стали полигоном для практического опробования идей социальной справедливости, прав и свобод человека.

Первым юридическим документом, «первой деклара­цией прав человека» (К. Маркс) стала Декларация неза­висимости США, составленная Томасом Джефферсоном в 1776 г. В ней провозглашаются естественные права чело­века: право на жизнь, на свободу и стремление к счастью, утверждается равноправие всех людей и правомерность народного восстания и свержения правительства, нару­шающего права народа и не пользующегося его довери­ем. В 1787 г. была принята Конституция США, где зафик­сированы демократические принципы организации и функционирования государственной власти. Первая поправка к Конституции, принятая в 1791 г., гласила, что правитель­ство США не имеет права использовать прессу в своих целях.

Другим классическим документом, отразившим либе­рально-демократическую идеологию, стала Декларация прав человека и гражданина, торжественно провозглашенная 26 августа 1789 г. во Франции. Декларация исходит из теории естественного права, в соответствии с которой че­ловек представляет собой самостоятельную ценность. Он от природы, с самого рождения наделен определенными, неотъемлемыми правами, которые не должны произвольно ограничиваться. Государство же, напротив, производно, воз­никает в результате «общественного договора» и призвано защищать неотъемлемые права человека.

Статьи 10 и 11 Декларации посвящены правам граж­данина. В их числе называются свобода вероисповедания, свобода мнений, свобода слова и свобода печати. Статья 11 гласит: «свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека; каждый гражданин поэтому может высказаться, писать и печатать свободно, под угрозой ответственности за злоупотребление этой сво­бодой в случаях, предусмотренных законом».

Страстным сторонником свободы слова и печати по­казал себя М. Робеспьер (1758―1794). В речи, произнесен­ной в Якобинском клубе 11 мая 1791 г. и повторенной в Национальном собрании 22 августа того же года, он заяв­лял: «свобода печати не может быть отделена от свободы слова; и та и другая так же священны, как священна при­рода; свобода печати так же необходима, как необходимо общество»; «свобода печати должна быть безусловная и безграничная, или она вовсе не существует»; «свободная печать — страж свободы, печать связанная — ее бич».

Эти мысли Робеспьера нашли свое отражение в Кон­ституции Франции, принятой в 1791 г., гарантировавшей «свободу всякого говорить, писать, печатать и публико­вать свои мысли без того, чтобы они подлежали какой-либо цензуре или надзору до их публикования».

Но после захвата власти якобинцы во главе с неисто­вым М. Робеспьером стали менее вольнолюбивы. В 1793 г. Конвент принял декрет, в силу которого предаются суду ис­ключительного трибунала и подлежат смертной казни (!) авторы и издатели всякого рода произведений печати, высказывающиеся за роспуск народного представитель­ства или в пользу восстановления королевской власти. Жертвой этого декрета погиб на эшафоте не один десяток журналистов и писателей.

Директория, учрежденная конституцией 1795 г., прояви­ла по отношению к печати не меньшую жестокость (расстре­лы, ссылки, тюремные заключения). Пришедший на смену директории консулат во главе с первым консулом Наполео­ном Бонапартом в январе 1800 г. закрыл 60 газет из 73, изда­вавшихся в то время в Париже и Сенском департаменте. В 1810г. император Наполеон восстановил цензуру, но в тече­ние своего 100-дневного царствования он был весьма либе­рален и даровал печати полную свободу. С воцарением Лю­довика XVIII цензура вновь была введена, хотя и в смягченной форме. В 1830 г. Луи-Филипп провозгласил свободу печати. Наполеон III не решился вернуться к открытой цен­зуре и ввел «административную систему», осуществлявшую достаточно жесткий контроль за газетами и журналами.

Нет необходимости детально излагать историю осоз­нания и юридического утверждения коммуникационных свобод в западноевропейских странах. Опыт Франции, сводящийся к периодической отмене цензуры и новому ее восстановлению, довольно типичен.

Современное международное право, сформировавше­еся после Второй мировой войны, включает нормы, регу­лирующие сотрудничество государств в области прав и свобод человека.

Всеобщая декларация прав человека была принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Несмот­ря на рекомендательность Декларации, она пользуется большим моральным авторитетом, стала основой для раз­работки международных пактов о правах человека; конституции некоторых государств признали положения Декларации обязательными для них. Не случайно по ре­шению ООН в 1950 г. день провозглашения Декларации — 10 декабря — отмечают как День прав человека. Кстати сказать, в 1948 г. делегация СССР во главе с А.Я. Вышинским воздержалась при голосовании, но позже СССР присоединился к ней, хотя провозглашенные в ней права, конеч­но, не предоставлялись и не защищались советским госу­дарством.

Всего в Декларации 30 статей. Перечислим те, которые касаются социально-коммуникационных прав и свобод:

Ст. 18. Каждый человек имеет право на свободу мыс­ли, совести и религии.

Ст. 19. Каждый человек имеет право на свободу убеж­дений и на свободное выражение их; это право облегчает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеж­дений и свободу искать, получать, распространять инфор­мацию и идеи любыми средствами независимо от государ­ственных границ (эта статья гарантирует свободу слова, свободу вхождения в социальную коммуникацию).

Ст. 26. Каждый человек имеет право на образование. Начальное и общее образование должно быть бесплатным. Начальное образование должно быть обязательным. Выс­шее образование должно быть одинаково доступным для всех на основе способностей каждого.

Ст. 27. Каждый человек имеет право свободно участво­вать в культурной жизни общества, наслаждаться искус­ством, участвовать в научном прогрессе и пользоваться его благами. (В данном случае речь идет о праве свободного доступа к социальной памяти).

Развернутые и четкие формулировки социально-ком­муникационных прав и свобод содержатся в Междуна­родном пакте о гражданских и политических правах, принятом Генеральной Ассамблеей ООН в 1966 г. Про­цитируем некоторые из них.

Ст. 19. Каждый человек имеет право беспрепятствен­но придерживаться своих мнений. Каждый человек име­ет право на свободное выражение своего мнения; это пра­во включает свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи независимо от государственных границ устно, письменно или посредством пе­чати или художественных форм выражения, или иными способами по своему выбору. Пользование указанными правами сопряжено с ограничениями, которые должны быть установлены законом и являться необходимыми для уважения прав и репутации других лиц или для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения.

Ст. 20. Всякая пропаганда войны должна быть запре­щена законом. Всякое выступление в пользу националь­ной, расовой или религиозной ненависти, представляю­щее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию, должно быть запрещено законом.

Ст. 21. Признается право на мирные собрания.

Ст. 22. Каждый человек имеет право на свободу ассо­циации с другими, включая право создавать профсоюзы.

В развитие Всеобщей декларации в 1949 г. ЮНЕСКО был принят Манифест о публичных библиотеках (в 1972 г. он был переработан в ознаменование Международного года книги). В Манифесте говорится:

Публичная библиотека является важным средством обеспечения свободного и всеобщего доступа к продук­там разума и творческой фантазии человека.

Публичная библиотека призвана обогащать духовную жизнь человека, предоставляя ему книги для чтения в це­лях проведения досуга и развлечения, помогать учащим­ся и студентам, обеспечивая их новейшей технической, научной и социологической информацией. Библиотека должна содержаться полностью за счет государства, и биб­лиотечное обслуживание должно быть бесплатным.

Публичная библиотека должна быть доступна для всех членов общества, независимо от национальности, цвета кожи, возраста, пола, вероисповедания, языка, обществен­ного положения и уровня образования.

Итак, можно сделать вывод, что в международном об­щественном мнении прочно утвердилась идея социально-коммуникационных прав и свобод, которая закреплена юридически в международных декларациях и договорах, разработанных под эгидой ООН. Всякое государство, являющееся членом ООН, не может игнорировать приня­тые мировым сообществом документы о правах человека, и даже тоталитарный советский режим был вынужден лицемерно заявлять о своей приверженности им.

 

9.3.2. Либерально-демократическая схема

функционирования социально-коммуникационных

институтов

Либерально-демократическая концепция правового го­сударства отстаивает право гражданского общества на не­контролируемую государством хозяйственную, полити­ческую, семейную и социально-культурную деятельность. За государством остается роль «ночного сторожа», охра­няющего общественный порядок, безопасность, нрава и свободы граждан.

На рис. 9.2. представлена схема индустриальной ОКС, построенной согласно либерально-демократическим принципам.

Схема включает 4 функциональных узла:

1. Публика — социальный заказчик в лице граждан­ского общества, добровольного потребителя коммуника­ционных продуктов и услуг.

2. Самоуправляющиеся социально-коммуникацион­ные институты (СКИ) в составе которых действуют:

• коммуникационные работники;

• менеджеры СКИ.

3. Государственное правовое регулирование — законо­дательные и нормативные акты, регулирующие права и свободы субъектов коммуникационной деятельности.

4. Правительственные, общественные, частные хозяй­ственные органы (учреждения, фирмы, предприятия, обще­ства), выступающие в качестве источников финансирования (учредителей, спонсоров) коммуникационных учреждений.

 

Рис.9.2. Схема либерально-демократической индустриальной ОКС

 

Частные фирмы охотно финансируют коммуникаци­онные учреждения, которые способны приносить при­быль. В этом качестве часто выступают шоу бизнес, ин­формационный сервис, средства массовой коммуникации. Общественные организации (профессиональные обще­ства, ассоциации) обеспечивают социальную коммуника­цию между своими членами, как правило, не преследуя коммерческих целей. На долю правительственных орга­нов приходится финансовая поддержка социально-ком­муникационных проектов национального значения и бес­прибыльных коммуникационных учреждений (учебных заведений, библиотек, музеев, архивов). Правительствен­ная поддержка осуществляется в следующих формах:

• Предоставление налоговых льгот частным лицам или фирмам, жертвующим деньги на образование, куль­туру, искусство.

• Прямое субсидирование через независимые эксперт­ные советы, принимающие решение о распределении суб­сидий без участия правительственных чиновников. Действу­ет так называемый принцип «длины руки», который при­зван держать политиков и бюрократов на расстоянии «длины руки» от распределения денежных средств, а также ограж­дать СКИ от прямого политического давления. Экспертные советы поддерживают, как правило, элитарное искусство и бесприбыльные проекты, следуя советам профессионалов.

• Прямое субсидирование через правительственные органы (министерство культуры, департамент культуры), которые ориентируются на принятые государственные программы и спрос населения, а не творческий поиск.

 

9.4. Тоталитарные принципы и схемы

функционирования социально-коммуникационных институтов

 

9.4.1. Ленинский принцип партийности

Анализ трудов В.И. Ленина показывает, что он обра­щался к принципу партийности в двух случаях: во-первых, для разоблачения претензий того или иного деятеля на над­классовую объективность; во-вторых, для обоснования кон­кретных практических решений. В обоих случаях партийность понималась не как формальная принадлежность к политической партии, а как мерило направленности реальной деятельности отдельного человека, учреждения, обществен­ной организации. Для В.И. Ленина высшим проявлением партийности была коммунистическая партийность, заклю­чающаяся в верности марксистскому учению, строгом сле­довании требованиям партийного устава и текущим реше­ниям руководства партии.

С изменением статуса ленинской партии обнаружива­лись различные грани принципа партийности, раскрывал­ся его обоюдоострый характер. В истории КПСС выделим период революционной борьбы в подполье, военный ком­мунизм и послеленинскую эпоху. С этими этапами связа­ны, так сказать, «партийность подпольная» и «партий­ность правящая». Их различие состоит в том, что в пер­вом случае критерий партийности распространялся только на членов партии, во втором случае — гораздо шире. Следует различать 4 ипостаси принципа партийности:

1. Путеводный луч научной истины. Неологизм «пар­тийность» появился в 1894 г. в работе «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Стру­ве». Здесь Ленин противопоставляет «объективиста» и «материалиста», то есть марксиста, и доказывает, что материалист последовательнее объективиста и глубже, пол­нее проводит свой объективизм». Далее следуют знаме­нитые слова о том, что материализм (читай: марксизм) «включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»[123]. В этом же смысле В.И. Ленин использовал термин «партий­ность» в «Материализме и эмпириокритицизме», в рецен­зии на второй том указателя Н.А. Рубакина «Среди книг».

Итак, принцип партийности предстает в качестве ме­тодологического принципа научного познания, подобного, допустим, принципу историзма. Отметается как лицеме­рие и обман объективистская иллюзия бесклассовости и беспартийности. Истинное познание общественных явлений и процессов, утверждает В.И. Ленин, может быть до­стигнуто только через призму марксистской партийности. Отсюда вытекает требование к ученым, писателям, работ­никам культуры — опираться в своей деятельности в каче­стве методологической базы на марксистскую идеологию.

1. Кредо партии нового типа. Партия большевиков как партия нового типа отличалась бескомпромиссной нацеленностью на социалистическую революцию и дик­татуру пролетариата. Понятие партийности получило отчетливо выраженный оценочный смысл: партийный — свой, беспартийный — чужой, антипартийный — враг. Подлинным партийцем-ленинцем считался тот, кто созна­тельно и добровольно подчинял свою личную волю воле партии, воплощенной в ее Программе, Уставе и текущий решениях. Если в научных спорах «оппонентом» партий­ности был «схоластический объективизм», то в жизни принцип партийности оказывался противопоставленным свободе личности. Ставя интересы партии выше интере­сов отдельного человека, принцип партийности допускал ограничение демократических свобод — слова, печати, со­вести, т.е. противоречил правам человека.

Трактовка принципа партийности, характерная для подпольной партии нового типа (1905 г.), содержится в ста­тье В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература» (Полн. собр. соч. Т. 12.― С. 99―105). В. И. Ле­нин перечислял формы реализации этого принципа:

• газеты должны стать «органами разных партийных организаций»;

• литераторы беспартийные, литераторы-сверхчеловеки изгоняются, и их место занимают литераторы, состоящие в партийных организациях;

•. «издательства и склады, магазины и читальни, биб­лиотеки и разные торговли книгами» контролиру­ются пролетариатом.

Если обратиться к историческому контексту, то ста­нет ясно, что Ленин имеет здесь в виду газеты, издатель­ства, библиотеки, читальни, содержащиеся на средства партии, а не все российское библиотечное и газетное дело начала XX века. Говоря о привлечении литераторов в партийные ячейки, В. И. Ленин не требовал от М. Горько­го, активно сотрудничавшего в то время с большевистской печатью, вхождения в одну из ячеек. «Свобода слова и печати, — писал Ленин, — должны быть полными».

Итак, партийная печать, так же как члены партии, долж­на добровольно и бескорыстно, последовательно и неук­лонно проводить линию партии, отстаивать интересы партии, подчиняться партийной дисциплине. Приоритет партийности — отличительная черта партийца. Именно пролетарская партийность, по мысли В. И. Ленина, не­смотря на дисциплинарное насилие, есть путь к духовной свободе. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, поэтому истинную свободу приобретает тот, кто сознательно подчиняется партийной дисциплине, а не бес­партийный индивидуалист, торгующий своим талантом.

Право партии контролировать деятельность своих пе­чатных органов сомнений не вызывает. Но нельзя согла­ситься с правом какой-либо партии диктовать, навязывать свою партийность, свою идеологию всем остальным, бес­партийным членам общества и социальной коммуникации в целом. Это ¾ тоталитарное насилие. Но В. И. Ленин и не претендует в этой статье на тоталитарное коммуника­ционное насилие.

3. Карающий меч диктатуры. Октябрьская революция превратила большевиков из подпольной организации в правящую партию. И мгновенно изменилась трактовка партийности, как и понимание морали. Мораль также ста­ла партийной, «коммунистической».

Выступая на III Всероссийском съезде Российского коммунистического союза молодежи 2 октября 1920 г., В.И. Ленин говорил: «Всякую нравственность, взятую из внечеловеческого внеклассового понятия, мы отрицаем... Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем... В основе комму­нистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма».

Л.Д. Троцкий, в свою очередь, писал: «Общество без со­циальных противоречий будет, разумеется, обществом без лжи и насилия. Однако, проложить к нему мост нельзя ина­че, как революционными, т. е. насильственными средства­ми... Цель (демократия или социализм) оправдывает, при известных условиях, такие средства (курс. авт.), как насилие и убийство. О лжи нечего и говорить! Без нее война немыслима, как машина без смазки»[124].

Двадцатые годы изобиловали революционными без­нравственными проповедями. Так, профессор А.Б. Залкинд в книге «Революция и молодежь» (М., 1924 г.) развивал те­орию особой пролетарской нравственности, «необходимой для переходного периода, для периода обостреннейшей классовой борьбы»:

• «Не убий» было ханжеской заповедью, пролетари­ат подойдет к этому правилу строго по-деловому, с точки зрения классовой пользы. Убийство злейшего, неиспра­вимого врага революции, убийство, совершенное организованно, классовым коллективом — по распоряжению классовой власти, во имя спасения пролетарской револю­ции — законное этическое убийство.

• «Чти отца» — пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на революционно-про­летарской точке зрения. Других же отцов, враждебно на­строенных против революции, надо перевоспитывать: сами дети должны их перевоспитывать.

• «Не прелюби сотвори» — формула неправильная. По­ловая жизнь есть неотъемлемая часть боевого арсенала про­летариата и должна исходить из соображений классовой це­лесообразности. Выбор полового объекта должен на первом месте считаться с классовой полезностью и не допускать элемента грубого собственничества. Позорным и антиклас­совым становится ревнивый протест, если новый половой объект является в классовом смысле более ценным»[125].

Воинствующая пролетарская аморальность захлестнула литературный процесс. РАПП — Российская ассоциация пролетарских писателей — стала ее проводником в лите­ратуре, а службы социальной коммуникации, клубы и библиотеки в том числе, были мобилизованы на идеоло­гический фронт и встали под знамена революционной партийности.

В тоталитарном государстве партийность становится тоталитарно-господствующей, нейтральная беспартий­ность осуждается, а отклонения от партийной линии без­жалостно караются. Что получается в результате?

4. Оправдание лжи: свобода есть рабство. В резуль­тате почти векового учреждения принципа партийности в Советском Союзе был получен чудовищный урожай то­тальной, воинствующей, растлевающей лжи. Ложь стала настолько привычной, что перестала восприниматься сознанием. Справедливо сказал А.И. Солженицын в своей Нобелевской лекции: «Всякий, кто однажды провозгла­сил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом. Рождаясь, насилие действует от­крыто и даже гордится собой. Но едва оно укрепится, утвердится — оно ощущает разрежение воздуха вокруг себя и не может существовать дальше иначе, как затуманива­ясь в ложь, прикрываясь ее сладкоречием»[126]. Невольно вспоминается «двоемыслие» в «1984» Дж. Оруэлла, од­ной из максим которого было «свобода есть рабство; раб­ство есть свобода».

В чем конкретно состояло содержание этой лжи? Про­паганда преимуществ советского образа жизни и осуждение пороков загнивающего капитализма, восхваление КПСС и ее вождей и очернение оппозиции, утверждение высоких идеалов коммунистического братства, социальной справед­ливости, освобождение труда и т. д. находились в явном противоречии с обнищанием, бесправием, бездуховностью населения. Революционный заряд марксизма-ленинизма выхолащивался, а диалектическая теория умышленно дог­матизировалась. Не случайно и Сталин, и Хрущев, и Бреж­нев объявляли себя верными ленинцами, постоянно ссы­лались на классиков марксизма-ленинизма.

Догматизация марксизма-ленинизма открывает широ­кие возможности для манипулирования общественным мнением и контроля за обыденным сознанием. Подконтрольность идеологии обусловливает подконтрольность социальной психологии, подконтрольность общественно­го сознания в целом. Готовое, упрощенное, эмоционально преподанное и централизованно внедряемое мировоззре­ние не только легко усваивается массами, но и мобилизу­ет их на действия в нужном направлении.

 

9.4.2. Тоталитарная схема управления социально-коммуникационными институтами

Прилагательное «тоталитарный» (от лат. целостность, полнота) появилось в итальянском языке около 1925 г., когда Муссолини стал говорить о «тотальном государ­стве», противопоставляемом «гнилому либерализму». В «Энциклопедии Итальяна» в 1932 г. авторы статьи «фашизм Бенито Муссолини и Джиованни Джентиле» ши­роко использовали термин «тоталитарный». Кстати, сло­во «фашист» тоже итальянского происхождения. В Гер­мании о «тоталитарности» говорили в первые годы правления нацистов. Но затем это слово вышло из упо­требления, так как Гитлер предпочитал термин «автори­тарность». В СССР термин «тоталитаризм» был в ходу после 1940 г. в связи с критикой фашизма; в 1970-е гг. дис­сиденты стали использовать его применительно к советс­кой власти. В англоязычных демократиях тоталитарны­ми называли страны с однопартийным режимом, как ком­мунистические, так и фашистские. Во время Второй мировой войны осуждался тоталитаризм Гитлера и Муссолини, во время холодной войны американцы и англи­чане стали клеймить советский тоталитаризм.

В современной науке тоталитаризм понимается как форма диктаторского (авторитарного) государственного управления. Для появления тоталитаризма требуются материальные и духовные средства, которые появляются лишь в индустриальном обществе. Не случайна почти полная синхронность появления на исторической арене фашизма и большевизма — двух «классических» тотали­тарных режимов, наложивших мрачный отпечаток на ис­торию XX столетия.

На Западе пик интереса к феномену тоталитаризма пришелся на 50—60-е годы. В это время появились романы Дж. Оруэлла и Р. Кестлера, научные исследования X. Арендт, Т. Адорно, К.И. Фридриха, К. Поппера, Д.Л. Тулмина, Э. Бжезинского, Р. Арона, Л. Шапиро и др. Исследовате­ли пришли к выводам:

• тоталитаризм представляет собой исторически но­вую форму господства, отличающуюся от старых форм автократии;

• несмотря на внешние различия, есть сущностная об­щность между социал-нацизмом и большевизмом;

• оперируя демагогическими лозунгами и утопичес­кими целями, тоталитарные режимы добиваются массо­вой поддержки, в то же время систематически нарушая права человека и практикуя массовые репрессии.

Различные авторы перечисляют разные отличитель­ные особенности тоталитарных режимов, имея в виду, как правило, два «классических»: германский и советский то­талитаризм. Наиболее существенными признаются сле­дующие отличительные особенности.

1. Тоталитарный (всеобъемлющий) контроль, полное господство идеологической и социально-политической системы над личностью, государства — над обществом; стремление контролировать не только поведению людей, их личную жизнь, но даже их эмоции и мысли. Джордж Оруэлл точно заметил: «Тоталитаризм посягнул на сво­боду мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить... Не просто возбраняется выражать — даже допускать — оп­ределенные мысли, но диктуется, что именно надлежит ду­мать»[127]. Выдвигаются догмы, не подлежащие обсуждению, но изменяемые по воле властей самым неожиданным образом. Оруэлл пишет о «кошмарном порядке», «при котором Вождь и правящая клика определяют не только будущее, но и про­шлое. Если Вождь заявляет, что такого-то события никогда не было, значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит так и есть» (там же, С. 255).

2. Способность добиваться массовой поддержки, сплачи­вая общество (или значительную его часть) вокруг харизма­тического Вождя, ведущего народ к вдохновляющей массы высокой цели. Культ Вождя играет важную мобилизующую роль во всяком тоталитарном государстве. Цели могут быть разными: советский народ строил коммунизм, отстаивая принципы интернационализма, братства трудящихся всех стран; в фашизме (национал-социализме) главенствовали воинствующий расизм и национализм, воплощавшие соци­алистическую идею, в «Майн капф» Гитлер писал, что в от­личие от «буржуазного и марксистко-еврейского мировоз­зрения» в национал-социалистическом «народном государ­стве» значение человека оценивают в «его базовых расовых терминах». Поскольку «вся человеческая культура, все до­стижения искусства, науки и техники», по его мнению, являются плодами творчества арийцев, то именно арийская раса призвана господствовать в мире. Если в марксизме-ле­нинизме двигателем истории признавалась классовая борь­ба, то нацисты видели в этом качестве борьбу наций; если марксизм придерживался материалистического рационализ­ма, то для фашизма характерны иррационализм и мисти­цизм. Однако исторический опыт показал, что массовый культ Вождя достигается не благодаря содержанию предлагаемой им путеводной идеи, а благодаря умелой ее пропа­ганде партийным идеологическим аппаратом.

3. Легитимное, общественно признанное господство одной партии и одной идеологии, опирающееся на мощь государства. В тоталитарном государстве исповедуется одна и только одна идеология в качестве единственно воз­можного мировоззрения. Остальные идеологии отвергают­ся как враждебные, опасные для государства, и их сторон­ники подвергаются репрессиям. Признанная идеология ста­новится подобием государственной религии со своими пророками, апостолами, жрецами, священными книгами, догматами, символами веры, обширным аппаратом пропо­ведников и миссионеров. Создается и содержится за госу­дарственный счет мощный идеологический аппарат, на­правляющий и контролирующий духовно-производствен­ные и социально-коммуникационные институты.

4. Культивирование социально-психологического на­строения воинствующей мобилизованности для отраже­ния происков коварных «врагов народа», для противосто­яния враждебному окружению, для умножения мощи го­сударства, чтобы «догнать и перегнать» передовые страны. Отсюда — шпиономания, доносительство, всеобщая подозрительность, готовность на жертвы, и в итоге — укреп­ление сплоченности вокруг вождя, который служит на­дежной и защитой.

5. Тоталитарные режимы вызывают следующие экономические, политические, социальные изменения в общественной жизни:

• в экономике — ликвидация свободного предприни­мательства; огосударствление (полное — при социализме, частичное — при фашизме) материального производства, внедрение централизованного планового управления им; милитаризация экономики;

• в политике — сращивание государства и партии, формирование административно-командной бюрократи­ческой системы, имперская внешняя политика;

• в социальной жизни — расслоение общества по при­знаку отношения к власти: номенклатура (иерархически организованная правящая элита); партия (резерв номенк­латуры); народная масса — объект принуждения. Апофео­зом тоталитаристских социальных мутаций является но­вый тип человека, известный как «советский человек», или «хомо советикус».

Сближает различные разновидности тоталитаризма схо­жесть их социокультурных корней. Фашистские партии были выпестованы в недрах социалистического рабочего движения, не случайно в название своей партии гитлеров­цы оставили слова «социалистическая» и «рабочая». Та же социальная база была у большевиков. Коммунизм и фашизм утверждают коллективизм, осуждая буржуазный индивиду­ализм, являющийся сердцевиной либерально-демократичес­кой доктрины. Известно, что Риббентроп после возвраще­ния из Москвы в марте 1940 г. признался: «Я чувствовал себя в Кремле словно среди старых партийных товарищей».

Какими средствами пользовался тоталитаризм для са­моутверждения?

Средства утверждения тоталитаризма делятся на ма­териальные и духовные. Материальные средства — это, во-первых, партия «нового типа», состоящая из дисципли­нированных и решительных членов, готовых насилием и трудом, правдами и неправдами самоотверженно добиваться поставленных целей; во-вторых, мощный репрес­сивный аппарат (ЧК, ОГПУ, КГБ, гестапо, СС, СД, конц­лагеря, массовые убийства, «ночи длинных ножей» и т.п.), физически устраняющий противников режима или недостаточно преданных Вождю и поддерживающий атмосфе­ру страха, деморализующую общество.

Духовными средствами тоталитаризма являются:

• идеология, способная укорениться в массовом мен­талитете и заменить закон и нравственность;

• идеологизированные духовно-производственные социальные институты, прежде всего: образование, литература, искусство, философия, общественные науки;

• управляемые партийно-государственными органа­ми коммуникационные институты, а именно: прес­са, радиовещание, кино, книгоиздание, библиотеки, музеи, клубы.

Итак, тоталитаризм вызывает существенные преобра­зования в социально-экономическом и политическом ус­тройстве общества, наглядными проявлениями которых являются: тотальный контроль общественной жизни, мас­совый культ вождя, монополия догматизированной иде­ологии, воинствующий милитаризм. Очевидно, что эти из­менения возможны только при условии превращения со­циально-коммуникационных институтов в «опорные пункты» тоталитарной идеологии, пропагандистские и идейно-воспитательные центры. Тоталитаризм немыслим без мощнейшей пропагандистской машины, располагаю­щей индустриальной коммуникационной базой XX века. Правомерно сказать, что для тоталитарного режима соци­альная коммуникация — одно из его главнейших духовных орудий. Неслучайно школы и театры, библиотечные и клуб­ные учреждения буквально с первых дней советской власти сделались предметами пристального внимания большеви­ков. Можно сказать, что коммуникационные институты Рос­сии оказались в железных объятиях тоталитаризма, вырвать­ся из которых они не могли, а часто и не хотели.

На рис. 9.3 представлена схема тоталитарной индуст­риальной ОКС. Если ее сравнить с либерально-демокра­тической схемой (рис. 9.2), то нельзя не обратить внима­ние на следующие их различия:

• публика в либерально-демократической схеме выс­тупает как равноправный партнер коммуникационных служб, предлагающий последним социальный заказ (субъект-субъектные отношения); тоталитарная схема превращает публику в пассивный объект манипулирования (субъект-объектные отношения);

• монопольным хозяином коммуникационной систе­мы в тоталитарном государстве являются идеологические органы, диктующие подлежащие пропаганде идеи, имена, события и осуществляющие всеобъемлющую цензуру; в ли­берально-демократической схеме подобного хозяина нет;

• либерально-демократическая ОКС строится на ос­нове правовых норм и законов гражданского общества, а тоталитарная система приводится в действие директива­ми руководящих органов;

 

Рис.9.3. Схема тоталитарной индустриальной ОКС

 

• включение репрессивных органов в структуру обще­ственной коммуникационной системы — свидетельство аморального коммуникационного насилия в тоталитар­ном государстве;

• менеджеры, руководящие СКИ в либерально-демок­ратической системе, существенно отличаются по квалифи­кационным характеристикам от своих коллег в тоталитарных СКИ, которые зачастую являлись номенклатурными представителями идеологических органов, подбирались и утверждались ими; различны также требования к рядовым работникам и исполнителям.

 

9.4.3. Тотальная цензура. Опыт Советского Союза

Одним из существенных признаков тоталитаризма, как уже отмечалось, является тотальный (всеобъемлю­щий) контроль всех сторон общественной и личной жиз­ни. В области социальной коммуникации этот контроль осуществлялся посредством тотальной цензуры. Тоталь­ная цензура — это запретительная цензура, охватывающая все виды и уровни коммуникации (от массовой коммуни­кации и научной информации до частной переписки и приватных бесед), все коммуникационные службы (от начальной школы и университетов до детских библиотек и Выставки достижений народного хозяйства), все виды документов (от технических листков, почтовых марок, значков, спичечных коробков до многотомных собраний сочинений). Тотальная цензура — результат практичес­кой реализации ленинского принципа партийности. Про­следим основные этапы становления и развития тоталь­ной цензуры в Советском Союзе.

1. Октябрь 1917—1921 гг. — подавление буржуазной (кадетской, эсеровской) печати посредством карательных мер: закрытие редакций, лишение бумаги, арест сотруд­ников, уничтожение тиража.

Одним из первых актов Советской власти был подпи­санный В.И. Лениным Декрет о печати, опубликованный 27 октября 1917 г., буквально на следующий день после революционного переворота. Декрет гласил: «Всякий зна­ет, что буржуазная пресса есть одно из могущественных орудий буржуазии..., оно не менее опасно, чем бомбы и пулеметы... Как только новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать будут прекраще­ны: для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно широкому и про­грессивному в этом отношении законодательству». Дек­рет гласил, что поводами для закрытия органов печати могли быть: «призыв к открытому сопротивлению и неповиновению рабочему и крестьянскому правитель­ству», распространение «сеющих смуту, клеветнических слухов» и т. п. Подобные поводы легко находились, и в октябре—ноябре 1917 г. было закрыто около 60 периоди­ч