Народы мира в зеркале геополитики (структура, динамика, поведение) - Учебное пособие ( В. Т. Пуляев)

Раздел 9 этнические конфликты

9.1. Этнические конфликты в контексте геополитики

Анализируя историю последних столетий, можно определить их как вехи развития цивилизации. Так, если XIX век — это век территориальной экспансии, создания колониальных империй, XX — век идеологической экс­пансии, противостояния антагонистических идеологий, то XXI век, вероятно, будет веком этнодемографической экспансии. При этом этнодемографическую экспансию можно понимать как стремление к власти этносов с вы­сокой демографической продуктивностью (наглядная иллюстрация — захват исконной сербской территории Косово албанцами).

И территориальная, и идеологическая, и этнодемо-графическая экспансия сопровождается столкновениями, борьбой за ресурсы, неизбежно перерастая в конфликт. Конечно, в основе такого рода конфликтов лежали и ле­жат экономические интересы противоборствующих на­родов и государств, но вид конфликта, его камуфляж

334

Раздел 9

часто оказывает серьезное влияние на характер и дина­мику поведения народов.

Традиционно под экспансией в геополитике, да и не только в ней, понимались прежде всего территориальные приобретения и установление военно-политических сфер влияния. Нельзя сказать, что такая экспансия исчерпала себя, поскольку территория по-прежнему является вы­годным долгосрочным приобретением — как «жизненное пространство», носитель сырьевых, энергетических и людских ресурсов, военно-стратегический и экономиче­ский (например, война между Великобританией и Арген­тиной за Фолклендские острова с их 200-мильной рыбо­ловной зоной и близостью к богатой полезными иско­паемыми Антарктиде) плацдарм, пространство для раз­мещения промышленных мощностей или технических отходов, сельскохозяйственные угодья. Сегодня в мире немало реальных и потенциальных конфликтов, квали­фицируемых как пограничные и территориальные споры, и проблем с определением статуса территорий (односто­роннее изменение Турцией толкования соглашений 1936 г, о статусе Черноморских проливов; возникающее напряжение вокруг богатств Антарктиды, откуда, не­смотря на действующие соглашения, исподволь вытесня­ется Россия). В будущем, по мере развития ресурсного кризиса (истощения сырьевых ресурсов планеты, сокра­щения плодородия почв, роста населения, усиления эко­логических претензий государств друг к другу и т. д.), т. е. значительного повышения стоимости выживания государства и его титульного этноса, вероятно возвра­щение в мировую политику жесткого варианта террито­риальной экспансии [6,27,29].

Но сегодня экспансия имеет другие «измерения»:

информационное, культурно-историческое, религиозное,

335

Народы мира в зеркале геополитики

этническое, политическое (сюда следует отнести и целе­направленное политическое давление, вплоть до между­народных санкций, изоляции) и особенно экономическое (во всех его видах — финансовом, товарном, технологи­ческом и т.д.), которое и является стержнем современной экспансии. Понимаемая широко, она имеет немалые от­личия от своей «узкотерриториальной» разновидности. Во-первых, если территориальная экспансия носила, как правило, ступенчатый (пространственное расширение США в XIX в.) и нередко однонаправленный характер (знаменитое правило Бисмарка для Германии: не воевать на два фронта), то сегодня экспансия — это непрерыв­ный многолинейный процесс, нацеленный на множество объектов и порождающий в результате столкновения ин­тересов целый комплекс разноплановых конфликтов. Во-вторых, сегодня «мирная» экспансия осуществляется многими государствами и их группировками по отноше­нию друг к другу одновременно, поэтому можно гово­рить о их «взаимопроникновении», или, иными словами, образовании комплекса взаимозависимостей и противо­речий. В-третьих, ранее экспансию вовне осуществляла одна держава или недолговечный союз государств. Ныне сосуществуют постоянная внешняя экспансия устояв­шихся и новых экономических и экономико-полити­ческих группировок; экспансия как вовне так и внутри самих этих группировок наиболее мощных их участни­ков. В-четвертых, внутрикоалиционная экспансия пе­риодически сопровождается «добровольными» взаим­ными уступками сторон, хотя общий ее баланс, конечно, благоприятен для сильнейших из них.

Нынешняя политика мирового сообщества весьма сложна: конфликты и противоречия сосуществуют с ко­ординацией действий и сотрудничеством. Одна группа

336

Раздел 9

противоречий (например, экономических) между стра­нами или группами стран «уравновешивается» настоя­тельной необходимостью кооперации в другой сфере (безопасности). Одновременно имеются как противоре­чия, так и кооперация и внутри отдельных групп госу­дарств. Совпадение позиций и интересов государств ве­дет к образованию и укреплению экономических и эко­номико-политических группировок и зон интеграции — Европейский Союз, НАТО, Содружество Независимых Государств.

Взаимодействие разных по направленности и силе (в зависимости от внутренней мощи стран и их группиро­вок) потоков экспансий, с одной стороны, и результаты разноуровневого и разнопланового сотрудничества— с другой, в совокупности определяют состояние такого геополитического феномена, как баланс сил участников мировой политики. Важно подчеркнуть, что баланс есть не равновесие, а лишь соотношение сил, причем соотно­шение динамическое, зависящее от изменения всех опре­деляющих его элементов. Динамичность баланса означа­ет, что любые перемены во взаимодействии его слагае­мых (вызванные, например, геополитической переориен­тацией от «западноцентризма» на Восток даже ослаблен­ной ныне России) способны существенно повлиять на расстановку сил и очертания геополитической карты планеты, и в этой ситуации приоритетное значение при­обретает возможность воздействовать на политику и да­же целостность государсгва через этнические элиты, особенно национальных меньшинств. Тем самым прида­ется дополнительный импульс как росту этнонациона-лизма среди нацменьшинств, его дальнейшему перерож­дению в сепаратизм (в случае компактного проживания маргинальных этносов), так и нарастанию национализма

337

Народы мира в зеркале геополитики

извне (в случае, если нацменьшинства имеют государст­венное образование по другую сторону границы). Отве­том же на это может быть всплеск национальных чувств ведущей нации, тем более что нередко «альтернативные» интересы руководителей маргинальных этносов сводятся к элементарным территориальным требованиям.

Питирим Сорокин подсчитал, что за 24 века истории человечества на четыре мирных года приходится один год, сопровождающийся насильственными конфликта­ми — войнами, революциями, бунтами, которые счита­ются социальными конфликтами. Социальные конфлик­ты обычно разделяют на:

- политические — борьба за власть, доминирование, влияние,авторитет;

- конфессиональные — за право исповедовать ту или иную религию;

- социально-экономические — «между трудом и ка­питалом», например между профсоюзами и работодате­лями;

- этнические — за права и интересы этнических общностей.

Принципиальный вопрос понимания специфики ме­жэтнических конфликтов — это вопрос о их связи с са­мим феноменом этничности: является ли связь между ними сущностной, заложенной в этническом многообра­зии человечества, или она сугубо функциональна? Если считать истинным первый подход, то тогда сербов и ал­банцев, ингушей и осетин, арабов и евреев, армян и азер­байджанцев следует признать «несовместимыми». Если исходить из второго, то надо сделать вывод: не этнич-ность составляет суть таких конфликтов, она— форма их проявления. Так, молдаване говорят, что у них нет конфликта с русскими или украинцами, это просовет-

338

Раздел 9

ский режим сопротивляется в Приднестровье. Чеченские события многие считают не межэтническим конфликтом, а криминальным переделом собственности. Просто в конфликтных ситуациях обнажаются противоречия, ко­торые существуют между общностями людей, консоли­дированными на этнической основе. Далеко не в каждый конфликт бывает вовлечен весь этнос, это может быть его часть, группа, которая ощущает или даже осознает противоречия, ведущие к конфликту.

В реальности мы встречаемся со взаимопроникаю­щими конфликтами, каждый из которых составляет пи­тательную среду для другого. Не случайно даже специа-листы-конфликтологи часто не могут прийти к единому мнению, с каким конфликтом имеют дело — с этниче­ским в политическом камуфляже или наоборот.

Межэтнические конфликты множественны по своей природе. Исследователи предлагают самые разные их классификации. По целям, которые ставят перед собой вовлеченные в конфликт стороны, этнические конфлик­ты можно подразделить на:

- социально-экономические, при которых выдвига­ются требования гражданского равноправия (от прав граждан до равного экономического положения);

- культурно-языковые и конфессиональные, при ко­торых выдвигаемые требования затрагивают проблемы сохранения или возрождения функций языка, культуры, религии, этнической общности;

- политические, если участвующие в них этнические меньшинства добиваются политических прав (от автоно­мии местных органов власти до полномасштабного кон-федератизма);

- территориальные — на основе требований измене­ния границ, присоединения к другому («родственному» с

339

Народы мира в зеркале геополитики

культурно-исторической точки зрения) государству или создания нового независимого государства.

Кроме целевого подхода природу межэтнических конфликтов можно рассматривать с точки зрения струк­турных изменений в обществе как основы противоречий, приводящих к конфликтам. Этносоциологи считают, что в основе межэтнической напряженности лежат процессы, связанные с модернизацией и интеллектуализацией на­родов. Эти процессы привели к тому, что в престижных видах деятельности нарастала конкуренция между ти­тульными и другими этносами. Иллюстрацией может служить позиция русских в союзных республиках, у ти­тульных этносов которых к концу 70-х годов не только сформировалась полиструктурная интеллигенция (т. е. помимо административной и занятой в сфере просвеще­ния, как было в основном в 30-60-х годах, появилась еще и научная, художественно-творческая, а у некоторых на­циональностей и производственная), но и сложились но­вые ценностные представления, в том числе о самодоста­точности и важности большей самостоятельности. Такие представления и ценности не совпадали с теми, которые были у русских в этих республиках. Большинство из них приехали туда с установкой помогать местному населе­нию (у многих помогали их родители), а следовательно они и ощущали себя по статусу выше титульных этносов.

Этот подход акцентирует внимание на том, что на определенном историческом отрезке времени происходят изменения в потенциале этнических групп, претендую­щих на привилегированные, престижные места, в том числе во власти; изменяются и ценностные представле­ния групп. Подобная ситуация сложилась ранее (к 70-м годам) в Европе, когда менялась диспозиция в положе­нии валлонов и фламандцев в Бельгии; в Канаде, когда

340

Раздел 9

франкоканадцы стали догонять по социальному и эконо­мическому потенциалу англоканадцев. Такая ситуация может сохраняться достаточно долго после заявления претензий на изменение, до тех пор, пока центральная власть сильна. Если же она теряет легитимность, как это было в СССР в конце 80-х— начале 90-х годов, то появ­ляется шанс не только высказать претензии, но и реали­зовать их. Дальнейшее развитие событий— эскалация или свертывание конфликта— во многом зависит от со­стояния центральной власти.

Как результат политического насилия следует рас­сматривать социальное и экономическое неравенство, конкуренцию на рынке труда, земли и жилья, которые зачастую перерастают в межэтнические конфликты. Та­кова природа ферганских (1988 г.), душанбинских (1990 г.), ошских (1991 г.) и других подобных событий. При этом чаще всего этническая общность, «подверг­шаяся нападению», выступала в роли «козла отпущения»

[2].

В СССР переход к демократизации, сопровождав­шийся борьбой старых и новых политических элит, при­вел к тому, что эта борьба в полиэтническом обществе «приобрела этнополитическую окраску». Обострение этнополитических конфликтов вызывали неумелые, не­последовательные шаги по преобразованию государства в реальную федерацию, попытка силой остановить де-зинтеграционные тенденции в республиках (тбилисские события 1989 г., бакинские 1990 г., вильнюсские 1991 г.). Некоторые конфликты рассматриваются уже как следст­вие распада Союза ССР, когда в отделившихся респуб­ликах в борьбу «за свою долю политического и террито­риального наследства» вступили бывшие автономии или желавшие получить автономию (Абхазия и Южная Осе-

341

Народы мира в зеркале геополитики

тия в Грузии, Приднестровье и Гагаузия в Молдове, Ка­рабах в Азербайджане).

При этом нередки случаи ложного этнического кон­фликта, когда реальный конфликт интересов между группами отсутствует, но они имеют самые тяжкие по­следствия. Так, например, ученые не смогли объяснить, почему летом 1988 г. погромам подверглись именно тур-ки-месхетинцы, а не иные этнические меньшинства, на­селявшие Ферганскую долину.

9.2. Детерминанты этнических конфликтов

В психологии считается, что причины этнических конфликтов должны рассматриваться в рамках более общих теорий. При этом следует отметить, что почти все психологические концепции явно или неявно учитывают социальные причины межгрупповых конфликтов и при­чины социальной конкуренции и враждебности, прояв­ляющиеся в действиях или представлениях. В англий­ском языке есть даже разные слова для двух видов при­чин: «reason» (то, во имя чего происходит конфликтное действие, цель действия) и «cause» (то, что приводит к враждебным действиям или межгрупповой конкурен­ции). Как правило, психологи не сомневаются в наличии reasons во всех или в большинстве межгрупповых кон­фликтов, но, даже подразумевая, что это конфликты ин­тересов, несовместимых целей в борьбе за какие-либо ограниченные ресурсы, оставляют их изучение предста­вителям других наук. А сами в качестве causes предлага­ют те или иные психологические характеристики [27].

342

Раздел 9

Автор одной из первых социально-психологических концепций В. Макдугалл (1871-1938) приписал проявле­ние коллективной борьбы «инстинкту драчливости». По­добный подход называют гидравлической моделью, так как агрессивность, по мысли Макдугалла, не является реакцией на раздражение, а в организме человека при­сутствует некий импульс, обусловленный его природой.

Гидравлическая модель психики лежит в основе идеи 3. Фрейда (1856-1939) о причинах войн в человече­ской истории. Фрейд считал, что враждебность между группами неизбежна, так как конфликт интересов между людьми в принципе разрешается только посредством на­силия. Человек обладает деструктивным влечением, ко­торое первоначально направлено внутрь (влечение к смерти), но затем направляется на внешний мир, следо­вательно, благотворно для человека. Враждебность бла­готворна и для вовлеченных в нее групп, так как способ­ствует стабильности, установлению чувства общности у их членов. Враждебность к какой-либо группе является и способом объединения нескольких других: во время войн создаются более обширные объединения племен или го­сударств, в пределах которых на противоборство налага­ется запрет, что происходило, например, в период борь­бы греческих государств против варваров. Именно бла­готворность враждебности для человека, группы и даже объединений групп, по мнению Фрейда, приводит к не­избежности насилия.

Главный тезис творца третьей гидравлической моде­ли— австрийского этолога К. Лоренца (1903-1989)— состоит в том, что агрессивное поведение людей, прояв­ляющееся в войнах, преступлениях и т.п., является след­ствием биологически заданной агрессивности. Но если у хищников агрессия служит сохранению вида, то для че-

343

Народы мира в зеркале геополитики

ловека характерна внутривидовая агрессия, направленная на враждебных соседей и способствующая сохранению группы. Представители традиционных культур, как пра­вило, соблюдают заповедь «не убий» внутри общности, даже воинственные североамериканские индейцы юта налагали табу на убийство соплеменников.

Опираясь на идеи 3. Фрейда, Т. Адорно (1903-1969) объясняет отношения к чужим группам особенностями процесса социализации ребенка в раннем детстве, в част­ности амбивалентностью эмоциональных отношений в семье. У человека, воспитанного в семье, где царят фор­мальные, жестко регламентированные отношения, часть агрессивности выплескивается на тех, с кем индивид се­бя не идентифицирует, т.е. на внешние группы.

В дальнейшем был описан антропологический тип, названный авторитарным^ среди черт которого кроме неприятия чужих групп были выделены и другие харак­теристики: слепое следование авторитетам, механиче­ское подчинение общепринятым ценностям, стереотип­ность мышления, агрессивность, цинизм, подвержен­ность суевериям, сексуальное ханжество, злобное отно­шение ко всему человеческому. Для него характерна об­щая тенденция неприятия всех чужих групп и завышения оценки собственной группы.

Социологи, политологи и этнологи, стремясь выде­лить конфликт из других близких феноменов, часто рас­сматривают его исключительно как реальную борьбу между группами, как столкновение несовместимых ин­тересов. При таком понимании конфликта он представ­ляет собой стадию крайнего обострения противоречий, проявляющуюся в конфликтном поведении, и имеет точ­ную дату начала противоборства. В этом случае проти­воречие между группами, несовместимыми целями в

344

Раздел 9

борьбе за ограниченные ресурсы (территорию, власть, престиж) оказывается лишь одной из стадий конфлик­та— той стадией, которую обычно называют объектив­ной конфликтной ситуацией. Собственно говоря, на Зем­ле почти повсюду существуют противоречия между эт­ническими общностями

При социологическом подходе к объяснению причин конфликтов анализируется взаимосвязь социальной стра­тификации общества с этнической принадлежностью на­селения. При политологическом подходе одной из самых распространенных является трактовка роли элит, прежде всего интеллектуальных и политических, в мобилизации этнических чувств, межэтнической напряженности и эс­калации ее до уровня открытого кон4)ликта.

Чаще всего напряженность существует между доми­нантной этнической общностью и этническим меньшин­ством, но она может быть как открытой, проявляющейся в форме конфликтных действий, так и скрытой, тлею­щей. В последнем случае напряженность выражается в социальной конкуренции, основанной на оценочном срав­нении своей и чужой групп в пользу собственной. В ходе конфликта возрастает значение двух важных условий социальной конкуренции:

1. Члены своего этноса воспринимаются как более похожие друг на друга, чем они есть на самом деле. Ак­цент на внутригрупповом сходстве приводит к деинди-видуализации, выражающейся в чувстве собственной анонимности и недифференцированном отношении к отдельным представителям чужой группы. А деиндиви-дуализация облегчает осуществление агрессивных дей­ствий по отношению к «врагам». Так, при исследовании традиционных культур было обнаружено, что чем боль­ше сходных элементов оформления внешности (одежда,

345

Народы мира в зеркале геополитики

прическа, раскраска лица и тела), способствующих деин-дивидуализации, у членов племени, тем более оно агрес­сивно. Форма как элемент, увеличивающий деиндиви-дуализацию, безусловно, облегчает проявления агрес­сивности и во враждующих армиях.

2. Члены других этносов воспринимаются как более отличающиеся друг от друга, чем они есть на самом де­ле. Часто культурные и даже языковые границы между этническими общностями неопределенны и трудно уло­вимы. Но в конфликтной ситуации субъективно они вос­принимаются как яркие и четкие. Показательный пример этой тенденции — подчеркивание и преувеличение раз­личий между народами тутси и хуту в Руанде, что спо­собствует многолетней трагедии руандийского народа— резне и чисткам по этническому признаку, унесшими миллионы жизней как хуту, так и тутси. А задолго до начала конфликтного взаимодействия между Арменией и Азербайджаном по поводу Нагорного Карабаха в средст­вах массовой коммуникации обеих республик стал пла­номерно формироваться образ врага как географически близкого, но культурно далекого народа.

Итак, в ходе этнических конфликтов межгрупповая дифференциация протекает в форме противопоставле­ния своей и чужой групп: большинство противопостав­ляется меньшинству, христиане — мусульманам, корен­ное население— чужакам. Единство в негативных оцен­ках чужой группы не только выполняет полезную для общности функцию, но и часто является необходимым условием для победы в конфликте.

Социальные противоречия хотя и играют решающую роль среди причин конфликтных действий, не связаны с ними напрямую: конфликтные действия возникают, если противоборствующие стороны осознали несовмести-

346

 

Раздел 9

мость своих интересов и имеют соответствующую моти­вацию поведения. При этом важное значение приобрета­ет стадия осознания и эмоционального вызревания кон­фликта. Например, пережитые «исторические несправед­ливости» вызывают желание восстановить справедли­вость, но это не обязательно приводит к возникновению мгновенной реакции. Чаще до начала конфликтного взаимодействия проходят многие годы, на протяжении которых этническая общность сплачивается вокруг идеи отмщения. Так было во Франции после поражения в вой­не с Германией 1870 г. и потери Эльзас-Лотарингии.

С психологической точки зрения конфликт не только не начинается с началом конфликтных действий, но и не заканчивается с их окончанием. После завершения пря­мого противодействия — на этапе «зализывания ран» — конфликт может сохраняться в форме социальной конку­ренции и проявляться в образе врага и предубеждениях. Так, даже в середине 90-х годов 24\% русских респонден­тов старше 60 лет, т.е. переживших войну, соглашались с утверждением, что немцы — исконные враги русского народа.

Поиск «козлов отпущения» в ходе этнических кон­фликтов осуществляется с помощью механизма соци­альной каузальной атрибуции. В мировой истории мы встречаемся с бесчисленным количеством примеров аг­рессивного поведения, прямо направленного на членов чужой группы, которые воспринимаются ответственны­ми за негативные события — эпидемии, голод и другие несчастья. Например, в средневековой Европе убийства евреев объяснялись их злодействами в распространении эпидемии чумы. Следовательно, с помощью атрибуций группы большинства оправдывают совершаемые или планируемые действия против «чужаков».

347

Народы мира в зеркале геополитики

То же самое наблюдается на индивидуальном уров­не: когда люди сталкиваются с социально нежелатель­ным или опасным положением дел, для них характерна тенденция воспринимать несчастья как результат чьих-то действий и найти кого-то, ответственного за них. Во многих документально подтвержденных исторических случаях эти «кто-то», т. е. вредители или враги мораль­ных устоев и политического порядка, обнаруживались. Социальное знание общества обеспечивало большой вы­бор «козлов отпущения» — преступников, злодеев, тем­ных личностей и т.п.

Вариантом социальной каузальной атрибуции вы­ступает атрибуция заговора. На основе атрибуций заго­вора строится все многообразие концепций заговора. Они встречаются и в так называемых примитивных и в цивилизованных обществах, различаются степенью «наукообразности», могут затрагивать все сферы обще­ственной жизни, описывать заговорщицкую деятель­ность в местном и вселенском масштабе. Но можно вы­делить и общие для всех концепций заговора черты. Обычно они возникают в ситуации экономического, со­циального, политического кризиса или бедствий типа эпидемии. Подчеркивается групповой характер загово­ра— вредителями объявляются группы меньшинств (ре­ального — масоны, правдоподобного — агенты зару­бежных разведок, фантастического — ведьмы). Очень часто в качестве «заговорщиков» выступают группы эт­нических меньшинств.

В объяснительных моделях природы межэтнических конфликтов особое место занимают поведенческие кон­цепции. Они не отрицают значения социально-структурных факторов, но акцентируют внимание на со­циально-психологических механизмах, стимулирующих

348

Раздел 9

конфликт. В рамках этих концепций широко известна теория фрустрации — агрессии (фрустрация — это со­стояние опасности от нанесенного группе ущерба, стресс, ощущаемый как препятствие в осуществлении цели, ко­торые, согласно данной теории, ведут к агрессии).

Социологи и психологи, изучая реальные социально-культурные и политические ситуации, насытили эту тео­рию конкретным содержанием, выделив в межэтниче­ских конфликтах феномен относительной депривации. При этом не просто подчеркивается опасность деприва­ции в связи с ухудшением условий жизни группы, но и сама она рассматривается как разрыв между ценностями-ожиданиями людей и их возможностями.

Таким образом, под этническим конфликтом в ши­роком смысле слова следует понимать любую конкурен­цию между этносами (или этническими группами) — от реального противоборства за обладание ограниченными ресурсами до конкуренции сог^иальной — во всех случаях, когда в восприятии хотя бы одной из сторон противо­стоящая сторона определяется с точки зрения этниче­ской принадлежности ее членов [28].

9.3. Модальность этнических конфликтов

Часто на бытовом уровне, да и в профессиональной среде, можно слышать: вот если бы у нас не было эконо­мических трудностей и «все жили бы хорошо», то ника­ких этнических конфликтов не было бы. Но и в Канаде, и в Бельгии, и во Франции, и в Ольстере люди живут не­плохо, а межэтническая напряженность есть. В перечис-

349

Народы мира в зеркале геополитики

ленных государствах, не говоря уже о бывших советских республиках, межэтническая напряженность имеет раз­ную модальность. Она может проявляться в диапазоне от скрытой фоновой напряженности до агрессии и насилия в отношениях между народами. Этнопсихолог Г. У. Сол-датова выделила четыре ее фазы: латентную, фрустраци-онную, конфликтную и кризисную [26].

Латентная напряженность — это в целом нор­мальный психологический фон не только этноконтакт-ных, но и любых других ситуаций, связанных с элемен­тами новизны или неожиданности, например ситуации знакомства, узнавания человека с новой стороны. Ла­тентная (или фоновая) межэтническая напряженность существует в любом, даже самом гармоничном общест­ве, где есть признанное деление на этнические группы.

Ситуация латентной межэтнической напряженности предполагает позитивные отношения. Это означает, что если в обществе и существуют локальные массовые со­стояния неудовлетворенности, то их причины обычно не осознаются в плоскости отношений между народами. В структуре массового сознания доминирует этническая идентичность по типу «нормы». В иерархии элементов социального восприятия «национальность» главенствует очень редко. Ее значимость определяется исключительно текущей ситуацией межличностного общения и отлича­ется относительной адекватностью. В межэтническом взаимодействии, как и в любых позитивных межлично­стных отношениях, сочетаются как кооперативные, так и соревновательные процессы.

Все это определяет прозрачность этнических границ. Но даже на этом уровне отсутствует эмоциональная ней­тральность. Переход социальной ситуации в новую плос­кость межгрупповых отношений уже задает начальный

350

Раздел 9

уровень эмоциональной напряженности. Результаты эм­пирических исследований говорят о том, что контакты с незнакомыми людьми нередко повышают негативную эмоциональную активацию. Так, человек во взаимодей­ствиях с незнакомыми людьми — «чужаками» — чаще, чем со знакомыми, испытывает страх и в меньшей степе­ни контролирует гнев.

Стремительность роста межэтнической напряженно­сти может определяться динамикой социально-полити­ческих процессов. Так случилось в бывшем СССР, где ла­тентная напряженность, при всей внешней благопристой­ности межэтнических отношений, вдруг обнаружила свой мощный взрывной потенциал в условиях кардинальных социально-экономических изменений в обществе.

Фрустрационная напряженность имеет в своей ос­нове ощущения гнетущей тревоги, отчаяния, гнева, раз­дражения, разочарования. Негативные переживания по­вышают степень эмоциональной возбужденности лично­сти. На этой стадии напряженность становится зримой, прорываясь наружу в формах бытового национализма. Ему соответствуют появление и широкое распростране­ние в обществе уничижительных групповых характери­стик (например, «лицо кавказской национальности», «черные», «кепки», «чучмеки» и др.), возрастание попу­лярности анекдотов на национальные темы, учащение конфликтных межличностных эпизодов на национальной почве и т.п. Фрустрационная напряженность как бы зреет во внутригрупповом пространстве, постепенно проникая и в межгрупповые отношения.

Главный признак ситуации фрустрационной напря­женности — рост эмоционального возбуждения. Увели­чение числа фрустрированных личностей повышает уро­вень аффективной заряженности общества. Фрустрация

351

Народы мира в зеркале геополитики

как групповое психическое состояние влияет на формы и векторы формирования этнической идентичности. Разви­тие массовых процессов психической инфляции опреде­ляет трансформацию группового этнического самосозна­ния в сторону гиперидентичности. В результате стано­вится возможным «запуск» процессов эмоционального заражения и подражания. Формируются психические по­граничные состояния массовой невротизации, фрустра-ции, которые требуют психической разрядки. Это стрем­ление неоднократно блокируется на экспрессивно-исполнительной фазе, что приводит к очередному повы­шению уровня эмоционального возбуждения.

Нарастание интенсивности фрустрационной напря­женности напрямую связано с уровнем социальной на­пряженности в обществе и ее трансформацией в межэтни­ческую. Последнее означает, что в качестве источника фрустрации начинают выступать другие этнические груп­пы. В результате различные препятствия, возникающие при осуществлении жизненно важных потребностей, на­чинают связываться с этнической принадлежностью. Здесь могут иметь значение как реальные причины (на­пример, дискриминация при поступлении на работу, про­дажа продуктов по предъявлению паспорта, визитки и т.д., как это было в начале 1990-х годов), так и надуманные.

В начале данного этапа блокируется потребность в позитивной этнической идентичности. Психологическая причина этого — идентификация с коллективной «те­нью», когда слабая, негативная сторона этноса становит­ся зримой и груз собственных недостатков начинает да­вить на сознание. Возникает необходимость в их немед­ленном рациональном вытеснении. Это определяет появ­ление гиперидентичных или гипоидентичных тенденций в индивидуальном и групповом сознании.

352

Раздел 9

И хотя еще не конкретизирован реальный конфликт интересов, групповые позиции уже поляризованы. Этни­ческие границы становятся ощутимыми, уменьшается их проницаемость. Растет значимость в межэтнической коммуникации языковых, культурных и психологиче­ских факторов. На этом этапе в массовом этническом самосознании закладываются основные психологические оси межэтнической напряженности: зависимости, ущем-ленности, несправедливости, враждебности, виновности, несовместимости, соперничества, страха, недоверия.

В целом проецирование негативных эмоций на такой источник фрустрации, как этническая группа, более ха­рактерно для титульных народов, особенно для тех его представителей, у которых этническое самосознание трансформируется по типу гиперидентичности. Исследо­вания гиперидентичных тенденций среди русских в рес­публиках РФ показали, что им в меньшей степени свой­ственно стремление решать свои проблемы в русле «эт­нических» обвинений. Их эмоциональное напряжение скорее перерождается в астенические и депрессивные состояния. А в первой половине 1990-х годов наиболее популярным способом решения проблем в таких случаях среди русских было принятие решения о миграции.

Конфликтная напряженность имеет рациональную основу, так как между сторонами на этом этапе возника­ет реальный конфликт несовместимых целей, интересов, ценностей и соперничество за ограниченные ресурсы. Рост межэтнической напряженности формирует меж­групповое взаимодействие преимущественно по типу соперничества, которое определяет рост антагонизма между группами.

Массовые психозы на основе процесса психической инфляции порождают групповую реакцию «воинствую-

353

Народы мира в зеркале геополитики

щего энтузиазма» как форму социальной защиты, пред­полагающую активное вступление в борьбу за значимые социальные ценности, особенно за те, которые освящены культурной традицией. Как нельзя лучше эти ценности могут быть представлены такими понятиями, как «на­род», «национальная культура», «родина предков» и др. Когнитивно-эмоциональная опора воинствующего энту­зиазма— это образ врага, в котором конкретизируется угроза. Сконструированный на идеологическом уровне, он попадает на хорошо подготовленную психологиче­скую почву: массовое сознание готово его принять, а идеологи — расставить соответствующие акценты.

В ситуации конфликта межэтническая напряжен­ность переходит из пассивной стадии в активную. Это именно такая раздражающая ситуация, которая провоци­рует разрядку социальной агрессивности. На данном эта­пе процессы группового переструктурирования и этниче­ской мобилизации группы резко ускоряются и достигают наибольшей определенности. Единичность случаев про­явления бытового негативизма сменяется массовым его характером. Сокращается дистанция между негативными образами и соответствующими действиями. Чем больше людей заражено процессом психической инфляции, тем больше «воинствующих энтузиастов» — националов. Причем их число растет главным образом за счет увели­чения «пассивных» представителей этой категории. Резко возрастают показатели этнической солидарности: этно-аффилиативные тенденции, накал позитивных чувств по отношению к своему народу; усиливается потребность в позитивной этнической идентичности и безопасности.

Межэтническим конфликтам всегда сопутствуют вынужденные мигранты. Они — главный источник появ­ления в обществе группы лиц, которую называют невро-

354

Раздел 9

тиками-этнофобами. У них снижена фрустрационная ус­тойчивость, затруднены взаимоотношения с широким кругом лиц. В этноконтактных ситуациях они отличают­ся неадекватностью и иррациональностью поведения. В условиях продолжительной психотравмирующей ситуа­ции невротики-этнофобы пополняют ряды националов.

Кризисная напряженность возникает тогда, когда межэтническую напряженность невозможно урегулиро­вать цивилизованными методами и в то же время она требует немедленного разрешения. Ее главные отли­чия — страх, ненависть и насилие. Ненависть и страх тесно связывают этнические группы и становятся веду­щими двигателями поведения, а насилие превращается в главную форму контроля сторон друг за другом. Поэто­му данную фазу межэтнической напряженности можно обозначить как насильственную. В кризисной ситуации психическая инфляция достигает своих крайних форм и по силе и по широте охвата. Это выражается в массовых тенденциях формирования этнического самосознания по типу радикальных форм гиперидентичности: этноизоля-ционизма и национального фанатизма. По уровню гипе­ридентичности впереди идут вынужденные мигранты — переселенцы и беженцы. Они невольно разносят микро­бы национализма за пределы его первичных очагов.

Радикализм сторон и несовместимость позиций, крайняя предвзятость в интерпретации реальных фактов, фиксация на защите попираемых прав достигают на этой стадии своего апогея. Общий уровень эмоционального возбуждения возрастает до такой степени, когда эмоции становятся мощным побуждением к действию и ирра­циональной основой повышенной активности.

Это психопатологическое состояние получило на­звание социальной паранойи. У социальных параноиков

355

Народы мира в зеркале геополитики

процессы психической инфляции нередко достигают максимума, когда в структуре идентичности «мы» прак­тически полностью вытесняет «я». При определенной интенсивности психопатологических процессов на бес­сознательном уровне отбираются личности или группа и на них проецируется все то, что социальный параноик считает для себя нежелательным. Его заблуждения на­правлены в первую очередь на тех, кого легко идентифи­цировать как «чужаков». В условиях роста межэтниче­ской напряженности таковыми безусловно становятся этнические группы.

Еще один признак социальной паранойи — утрата обратной связи и в результате неспособность восприни­мать и подвергать анализу то, что не подтверждает про­екций. Важной причиной утраты связей с реальностью является неконтролируемый страх. Этничность как фор­ма идентификации, обращенная в прошлое, в наиболь­шей степени связана с эмоцией страха. Так, исследова­ния антропологии этнического насилия на примере ош-ского конфликта показали, что страх был обязательным компонентом во всех эпизодах, включавших агрессивные или насильственные действия. Но страх не обязательно инициирует агрессию. В первую очередь он — важней­ший побудитель активных действий, которые могут быть и совершенно противоположного характера, например уход от агрессии. В частности, в 1988 г. волна страха в кратчайшие сроки смела турок-месхетинцев практически из всего Узбекистана, хотя нигде, кроме Ферганы, не бы­ло поджогов, погромов, грабежей. Важнейшим побуди­тельным компонентом агрессивных действий является гнев.

В кризисной ситуации межэтнической напряженно­сти иррациональность поведения особенно свойственна

356

Раздел 9

психопатическим личностям паранойяльного склада, ко­торые становятся центральными субъектами эмоцио­нального заражения.

Иррациональность в интеллектуальной сфере прояв­ляется как глубокая убежденность индивида (группы) в своей правоте, единственности представляемой им кар­тины мира или ситуации. Противоречащие этому данные либо игнорируются, либо объявляются ложными, из­мышленными противниками.

В мотивационно-поведенческом плане паранойя ха­рактеризуется стремлением индивида (группы) утвер­диться в глазах окружающих. Субъективно это пережи­вается как борьба истины с ложью.

В эмоциональной сфере этому состоянию присущи чувство высокой собственной значимости, подозритель­ность, тревога, страх, злоба. При малейшем противодей­ствии извне возникает чувство ущемленности, стремле­ние отомстить и даже готовность к самопожертвованию во имя гибели или посрамления соперника. Субъективно это переживается как борьба непонятого с непонимаю­щими, притесняемого с притеснителями, т.е. как борьба добра со злом.

В перцептивной сфере наблюдаются тревожно-враждебные ожидания вместе с интерпретациями, пред­шествующими фактам, а не следующими за ними, что создает иллюзии, субъективно воспринимаемые как оче­видность.

На этапах конфликтной и особенно кризисной ме­жэтнической напряженности приобретает значимость такая характеристика массового сознания, как мифо­творчество, поскольку высокая аффективная заряжен-ность общества благоприятствует его развитию.

357

Народы мира в зеркале геополитики

9.4. Типология этнических конфликтов и способы их разрешения

Особенности межэтнических конфликтных ситуаций определяются их типом. Так, этносоциологи, оценивая межэтнические конфликты в СССР и СНГ, предложили их следующую типологию [2].

Первый тип — статусные институциональные конфликты в союзных республиках, переросшие в борьбу за независимость. Как уже отмечалось, суть та­ких конфликтов могла быть не этнонациональной, но этнический параметр в них присутствовал непременно, как и мобилизация по этническому принципу. Так, с са­мого начала национальных движений в Эстонии, Литве, Латвии, Молдавии, Армении, на Украине, в Грузии, вы­двигались требования реализации этнонациональных ин­тересов. В процессе развития этих движений от этнона­циональных требований переходили к требованиям госу­дарственной независимости, но мобилизация по этниче­скому принципу оставалась.

Основная форма конфликтов этого типа была инсти­туциональной. Так, острый конституционный конфликт возник, когда Эстония, а за ней и ряд других союзных республик приняли поправки к своим конституциям, внеся в них приоритетное право на использование мест­ных ресурсов и верховенство республиканских законов. Президиум Верховного Совета СССР отменил эти по­правки. Однако решения законодательных органов Эсто­нии, Литвы, Латвии поддерживало большинство титуль­ных национальностей. Следовательно, есть все основа­ния относить эти институциональные (конституционные)

358

Раздел 9

конфликты к этнонациональным, которые переросли в движение за независимость республик. По такому же сценарию развивались события в Грузии, Молдавии и ряде других союзных республик.

Второй тип — статусные конфликты в союзных и автономных республиках, автономных областях, воз­никшие в результате борьбы за повышение статуса республики или его получение. Это характерно для со­юзных республик, желавших конфедеративного уровня отношений. Например, об этом заявляло руководство Казахстана, а также ряда бывших автономий, которые стремились подняться до уровня союзных республик, в частности Татарстана. Впоследствии, после создания не­зависимой России, радикальная часть национального движения поставила вопрос об ассоциированном членст­ве Татарстана в Российской Федерации. Конфликт за­вершился подписанием Договора между государствен­ными органами Российской Федерации и государствен­ными органами Татарстана, который содержит элементы как федеративных, так и конфедеративных отношений. Заметим, что конфликт имел не только институциональ­ный характер, поскольку с конца 80-х годов и вплоть до 1993 г. акции правительства Татарстана сопровождались достаточно высокой этнонациональной мобилизацией татар в республике.

За конфедеративный тип отношений боролась элита Башкортостана, Тувы, но там не было массовых нацио­нальных движений. Такого же типа временные конфликты имели место в автономных областях, претендовавших на статус республик, и четыре из пяти автономных областей в составе Российской Федерации получили его. За повы­шение статуса республики до уровня конфедеративных отношений борются абхазы в Грузии. К этому типу кон-

359

Народы мира в зеркале геополитики

фликтов можно отнести и движения за создание своих национальных образований, например ингушей в Чечено-Ингушетии, ногайцев и лезгин в Дагестане, балкарцев в Кабардино-Балкарии. Автономистские требования выдви­гались также среди таджиков Узбекистана, узбеков Кыр-гызстана, кыргызов Горного Бадахшана в Узбекистане.

Третий тип — этнотерриториальные конфликты. Это, как правило, самые трудные для урегулирования противостояния. На постсоветском пространстве было зафиксировано 180 экстерриториальных споров, к 1996г. сохраняли актуальность 140 территориальных притязаний. Конечно, не все заявленные притязания пе­рерастают в конфликт. Специалисты считают, что к это­му типу следует относить споры, ведущиеся «от имени» этнических общностей относительно их прав проживать на той или иной территории, владеть или управлять ею. Это борьба за восстановление автономий (немцы Повол­жья, крымские татары), правовой, социальной, культур­ной реабилитации (греки, корейцы и др.) или стремление вернуться на территорию прежнего проживания (турки-месхетинцы — в Грузию). И только в ряде случаев речь идет о действительно территориальных спорах.

Четвертый тип — конфликты межгрупповые (ме­жобщинные). Именно к такому типу относятся кон­фликты, подобные тем, которые были в Якутии (1986 г.), в Туве (1990 г.), а также русско-эстонский в Эстонии, русско-латышский в Латвии и русско-молдавский в Молдавии. Причем если первые два имели характер меж­групповых столкновений, переросших в демонстрацион­ные формы противостояния, а в Туве — ив последую­щий отток русских из зоны конфликта, то межгрупповые конфликты в Эстонии и Латвии были связаны, с одной стороны, с дискриминационными мерами правительств,

360

Раздел 9

направленными на «вытеснение» нетитульного населе­ния, и акциями национал-экстремистов, а с другой — с организацией сопротивления.

В развитии этнического конфликта центральное зна­чение имеют следующие социально-перцептивные меха­низмы:

1. Смещение баланса эмоционального позитива «в пользу» собственной этнической группы. В результате повышается избирательность межэтнического воспри­ятия. Происходит отсев позитивной информации и иска­жение поступающей по следующему принципу: в фокусе внимания остается информация, подтверждающая нега­тивные стереотипы, а не подтверждающая их отбрасыва­ется. Негативные этносоциальные представления имеют устойчивую тенденцию к самовопроизводству и само­поддержанию.

2. Актуализация межэтнических различий. При этом увеличиваются межгрупповые и уменьшаются внутри-групповые различия. Снижается дифференциация от­дельных представителей других этнических групп и уси­ливаются тенденции деперсонализации членов собствен­ной группы.

3. «Этническая» генерализация негативного эмоцио­нального потока и поиск виноватого по этническому критерию.

4. Объяснение недостатков и неудач собственной группы внешними факторами и обстоятельствами, а не внутренними причинами (личностные характеристики, мотивы и цели). Победа своей группы над другой при этом чаще интерпретируется как результат собственной силы, а не слабости противника. А в случае превосходст­ва другой этнической группы ее достижения объясняют­ся «ситуационными» причинами. Это результат действия

361

Народы мира в зеркале геополитики

общего социально-перцептивного механизма «фундамен­тальной атрибутивной ошибки», при котором, во-первых, недооцениваются различия в культуре, обстоятельствах и социальных ролях, во-вторых, ответственность и вина за неудачи в экономическом, социальном и ином развитии своей группы переносится на другие этнические группы.

5. Смещение «оправдательных» и «обвинительных» критериев. Примером этого является превращение в очень короткий срок в республиках бывшего СССР «братских народов» в «мигрантов», «инородцев» и «ок­купантов». Это результат действия атрибутивного меха­низма эмоциональной инверсии.

6. Проецирование собственных, но неосознаваемых и потому неприемлемых для своего народа негативных чувств, качеств и особенностей на представителей дру­гих этнических групп.

Механизм проекции имеет особое значение в сфере межэтнического восприятия. Через проецирование не­контролируемого страха, собственных недостатков и психических расстройств на другой народ отчуждается коллективная «тень». В условиях межэтнического кон­фликта вытеснение «тени» происходит достаточно жест­ко. Негативное содержание бессознательного получает дополнительную энергию, в результате проекция ускоря­ется и широко распространяется. Это один из механиз­мов возникновения в обществе массовых невротических и психотических состояний, которые характеризуются навязчивым стремлением к конфликтам. Люди склонны проецировать собственную «тень» не только на полити­ческих врагов, но и на всякого, кто отличается или отда­лен от них.

В межэтнических конфликтах особое место занима­ют так называемые этнокультурные конфликты.

362

Раздел 9

Этнокультурный конфликт— это конфликт ста­рых и новых культурных норм и ориентации; старых, присущих этнофору как представителю того этноса, ко­торый он покинул, и новых, свойственных тому этносу, в который он прибыл. Иначе говоря, этнокультурный кон­фликт— это конфликт двух культур на уровне индиви­дуального сознания [20].

Существует пять способов разрешения такого рода конфликтов.

Первый способ можно условно назвать геттоизаци-ей (от слова «гетто»). Он реализуется в ситуациях, когда человек прибывает в другое общество, но старается или оказывается вынужден (из-за незнания языка, природной робости, иного вероисповедания или по каким-нибудь другим причинам) избегать всякого соприкосновения с чужой культурой. В этом случае он старается создать собственную культурную среду — окружение соплемен­ников, отгораживаясь этим окружением от влияния ино-культурной среды. Практически в любом крупном запад­ном городе существуют более или менее изолированные и замкнутые районы, населенные представителями дру­гих культур. Это китайские кварталы или целые чайна-тауны, это кварталы или районы, где поселяются выход­цы из мусульманских стран, индийские кварталы и т. д. Например, в берлинском районе Кройцберг в процессе многих десятилетий миграции турецких рабочих и ин­теллектуалов-беженцев возникла не просто турецкая ди­аспора, но своего рода гетто. Здесь большинство жите­лей — турки и даже улицы имеют турецкий облик, кото­рый придают им реклама и объявления почти исключи­тельно на турецком языке, турецкие закусочные и ресто­раны, турецкие банки и бюро путешествий, представи­тельства турецких партий и турецкие политические ло-

363

Народы мира в зеркале геополитики

зунги на стенах. В Кройцберге можно прожить всю жизнь, не сказав ни слова по-немецки.

Второй способ разрешения конфликта этнокуль-тур — ассимиляция, противоположная по сути геттоиза-ции. В случае ассимиляции индивид полностью отказы­вается от своей культуры и стремится целиком усвоить необходимый для жизни культурный багаж чужой куль­туры. Конечно, это не всегда удается. Причиной затруд­нений оказывается либо недостаточная пластичность личности самого ассимилирующегося, либо сопротивле­ние культурной среды, членом которой он намерен стать. Такое сопротивление встречается, например, в некото­рых европейских странах (во Франции, Германии) по отношению к новым эмигрантам из России и стран Со­дружества, желающим стать своими среди немцев или французов. Даже при условии успешного владения язы­ком и достижении приемлемого уровня повседневной компетентности среда не принимает их как своих, они постоянно «выталкиваются» в ту среду, которую по ана­логии с невидимым колледжем (термин социологии) можно назвать невидимым гетто — в круг соплеменни­ков и «сокультурников», вынужденных вне работы об­щаться только друг с другом. Разумеется, для детей та­ких эмигрантов, включенных в инокультурную среду с раннего детства, ассимиляция не составляет проблемы.

Третий способ разрешения культурного конфлик­та— промежуточный, состоящий в культурном обмене и взаимодействии. Для того чтобы обмен осуществлялся адекватно, т. е. принося пользу и обогащая обе стороны, нужны благожелательность и открытость с обеих сторон, что на практике встречается, к сожалению, чрезвычайно редко, особенно если стороны изначально не равны: од­на—автохтоны, другая — беженцы или эмигранты. Тем

364

Раздел 9

не менее примеры такого удавшегося культурного взаи­модействия в истории есть: это гугеноты, бежавшие в Германию от ужасов Варфоломеевской ночи, осевшие там и многое сделавшие для сближения французской и немецкой культур; это немецкие философы и ученые, покинувшие Германию после прихода к власти нацистов и сумевшие внести весомый вклад в развитие науки и философии в англоязычных странах, существенно изме­нившие там интеллектуальный климат и повлиявшие на развитие общественной жизни вообще. Вообще же ре­зультаты такого взаимодействия не всегда очевидны в самый момент его осуществления. Они становятся види­мыми и весомыми лишь по прошествии значительного времени.

Четвертый способ — частичная ассимиляция, когда индивид жертвует своей культурой в пользу инокультур-ной среды в какой-то одной из сфер жизни: например, на работе он руководствуется нормами и требованиями инокультурной среды, а в семье, на досуге, в религиоз­ной сфере — нормами своей традиционной культуры. Такая практика преодоления культурного шока, пожа­луй, наиболее распространена. Эмигранты обычно асси­милируются частично, разделяя свою жизнь как бы на две неравные половины. Как правило, ассимиляция ока­зывается частичной либо когда невозможна полная гет-тоизация, полная изоляция от окружающей культурной среды, либо когда по разным причинам невозможна пол­ная ассимиляция. Но частичная ассимиляция может быть также вполне намеренным позитивным результатом удавшегося обмена и взаимодействия.

И, наконец, пятый способ преодоления конфликта культур — колонизация. Определить механизм колони­зации в самом общем виде очень просто. О колонизации

365

Народы мира в зеркале геополитики

можно вести речь тогда, когда представители чужой культуры, прибыв в страну, активно навязывают населе­нию свои собственные ценности, нормы и модели пове­дения.

При этом имеется в виду не колонизация в полити­ческом смысле, которая является лишь одной из много­численных форм культурной колонизации, причем не самой действенной формой. Известно, что превращение какого-то государства или территории в колонию часто сопровождалось не столько культур