Миф в системе культуры - Учебное поcобие (Пивоев В.М.)

Аксиологика мифа

 

Под логикой обычно понимают рациональную, дискурсивно осмысленную обусловленность, а также законы мышления, выраженного в вербально-понятийной форме. Однако, причинные связи не всегда могут быть дискурсивно осмыслены, особенно если речь идет о субъективных предпосылках выбора и принятия решения или о выражении смысла в невербальных знаковых системах, в образной, символической форме. К числу таких иррациональных систем относится в первую очередь мифологическое сознание.

При анализе поведения аборигенов этнографы достаточно давно обнаружили феномен странных, с точки зрения современной логики, умозаключений, которые делали представители традиционных обществ из имевшихся налицо фактов. Так, если мальчик оказался вблизи погибшего от какой-то болезни домашнего животного, его тотчас обвиняли в колдовстве и в смерти этого животного. По мнению туземцев, естественной смерти не бывает, всегда есть конкретный виновник, который причиняет смерть.

Д. М. Угринович писал: "Логика мифологических структур принципиально отличается от логики научного мышления, ибо мифологические структуры всегда дают иллюзорное, фантастическое отражение реальных связей и зависимостей, свойственных окружающему миру. Если это и логика, то особая "мифологика", которая неадекватна объективной логике предмета ...хотя миф и отражает некоторые противоположности, но он всегда пытается преодолеть эти противоположности в созна-

 

57

нии с помощью фантастических образов" (245, 54). Л. Леви-Брюль предложил именовать "пралогическим" мышление первобытного человека, полагая, что в древнем сознании существовала принципиально отличная от современной логика. В истолковании специфики дологического мышления он исходил из закона "партиципации" (сопричастности), который понимался следующим образом: "Так как во всякой вещи первобытное сознание интересуется не объективными признаками и свойствами, а мистической силой, проводником которой является данная вещь; так как эта мистическая сила является не исключительным свойством данной вещи, а чем-то общим для целого ряда вещей, иногда весьма различных по своим объективным свойствам,- первобытное сознание в сочетании, ассоциировании представлений считается не с реальными свойствами вещей, а с мистическими силами, которые в них якобы заключены, которые действуют в них в качестве причины и которые являются единственно подлинно действующими в мире причинами" (118, 1Х-Х). Однако в результате критического обсуждения данной гипотезы Леви-Брюль от нее отказался, а напрасно.

Конечно, следует учесть предложенную Л. С. Выготским концепцию об этапах формирования понятия, в ходе которого первоначально в понятие, обозначаемое каким-то словом, включалась группа относительно случайных предметов (см.: 52, 2, 89-184). Но этим вопрос не исчерпывается, необходимо исследовать аксиологический аспект проблемы.

В рамках необходимого поведением человека руководят инстинкты, логика поведения детерминируется потребностями и. Реализуется это поведение в инстинктивных формах. Вся сложность свободы человека - в первоначальном отсутствии аналогичных детерминант во вновь возникающих жизненных ситуациях. В. Франкл подчеркивал, что свобода - это сфера должного, а должное формируется под влиянием традиций (см.: 277, 25). Неразличение "должного" и "наличного" было, как отмечал М. М. Бахтин, характерной чертой мифологического сознания (см.: 23, 30). Черты непосредственного, нерефлективного отноше-ния к миру долго сохраняются у простых людей, живущих физи-ческим трудом. "Народ живет цельною, содержательною жизнью, -

 

58

писал П. А. Флоренский.- Как нет тут непроницаемости, непроходимой стены из "вежливости" между отдельными личностями, так и с природою крестьянин живет одною жизнью, как сын с матерью, и эти отношения его к природе то - любовны, нежны и проникновенны, то - исполнены странной жути, смятения и ужаса, порою же - властны и своевольны" (273, 68). Об этом же пишет Е. М. Мелетинский: "...Человек родового общества рассматривает социальные отношения сквозь призму своего отношения к природе, а связь природных явлений воспринимает как первобытнообщинные отношения" (146, 22), Непосредственный практический опыт порождает потребность освоения мира, необходимо научиться определенным навыкам деятельности по достижению запланированных результатов, человек привыкает предвидеть последствия своих действий. Но это стоит огромных и долговременных усилий. Поначалу же в процессе познания и освоения мира объективная информация смешивалась с фантастическим домысливанием. Причем это домысливание, как правило, имело характер иллюзии, некоторого заблуждения, об этом писал Ф. Ницше: "...А жизнь уж так устроена, что она основана не на морали; она ищет заблуждения, она живет заблуждением..." (160, 1, 233). Но заблуждение ли это? Почему мы называем это заблуждением? Если для человека некая идея есть удовлетворительный ответ на возникший вопрос, разве он считает его заблуждением? Конечно, нет, он считает его истиной. Но ведь истины отличается от обычного мнения или представления тем, что она проверена критическим опытом. Если же какое-то мнение не позволяет критически проверить свою достоверность, то большая вероятность того, что мы имеем дело с мифом.

Обнаружить логику воображения, значит понять, что обуславливает выбор из богатого эмоционального опыта, из памяти чего-то одного, необходимого для установления связи или отношения. Попытки исследования "логики бессознательного", логики воображения не всегда встречали понимание и поддержку. Ф. Ницше пытался осмыслить "логику сна", имея в виду причинную связь, обусловленность цепочки образов, всплывающих из памяти во время сновидений (160, 1, 245-247). Днем сознание

 

59

человека находится под контролем рациональных ценностных (ориентаций, ночью такого контроля нет, поэтому мозг отдыхает, сознание становится спонтанным. Ницше замечает, что сознание может измыслить для своих настроений и душевных состояний причины, не соответствующие действительности (160, 1, 247).

Вся сложность проблемы осмысления логики мифологического воображения заключается в том, что необходимо вербально-понятийными средствами исследовать и интерпретировать то, что не может быть адекватно изложено и освоено на другом языке. Понятийно-вербальный опыт сознания в немалой степени мешает развитию эмоционально-образных средств освоения мира.

Ж.Ж.Руссо писал: "Чувствовать я начал прежде, чем мыслить, это общий удел человечества". Можно ли проникнуть в мир этих чувств? В. В. Налимов вводит понятие "континуальности предречевого мышления", которое характеризуется "полисемантизмом смыслов". При этом введение слова в контекст (т. е. его социализация или актуализация) ограничивает "gоле смыслов" конкретным контекстным значением, чем обеспечивается более надежная коммуникация (см.: 35, 3, 286-292). Сознание при этом рассматривается как связанное множество значений (смыслов), таким образом, "сознательное, проявляющееся через дискретное, дополняется размытостью представлений бессознательного... Самой существенной характеристикой бессознательного оказывается его свобода, не связанная ни формальной логикой, ни причинно-следственными связями" (35, 4, 188). Или все же на него влияют какие-то факторы?

В процессе фантазирования у взрослых участвует критический контроль сознания, рассудка, жизненного опыта, здравого смысла; у ребенка такого контроля нет, его фантазия произвольная, неустойчивая, наглядная (воспроизводящая и подражательная) (см.: 258, 81-93). По аналогии с фантазией ребенка можно рассматривать характер воображения первобытного человека, которое также не подвергается критической рефлексии. На произвольность воображения древнего человека указывал Т. Рибо: оно "раскрывается перед нами во всей своей самопроизвольности, полет его свободен, оно творит, не подражая,

 

60

не придерживаясь традиций, оно не связано никакими условными формулами, оно самодержавный властелин. Не знакомый с природой и ее законами первобытный человек наделяет плотью и духом самые нелепые фантазии, какие только возникают в его мозгу. Так как мир не представляет для него совокупности явлений, подчиненных законам, то фантазию ничто не сдерживает, ничто не ограничивает.

Это работа чистого воображения, воображения, представ ленного самому себе, не испорченного вторжением и тиранией рассудочных элементов, выражается единственно только в создании мифов, которые представляют произведение анонимное, безличное, бессознательное..." (191, 79), Действительно, чем меньше человек понимает существо мира, окружающего его, чем менее глубоко он его освоил, тем произвольнее его фантазия, но и тем примитивнее домысливание. Однако с позицией Рибо невозможно полностью согласиться, поскольку он совершенно не учитывает интересов и потребностей человека, которые оказывают решающее влияние на свободу его воображения. Голодному человеку чаще всего снится вкусная и обильная еда. Не прав Рибо и в своем отрицании роли подражания и традиции в процессе воображения.

Осваивая мир, человек прикладывает к нему свою мерку Эта мерка изначально двузначна: "+" или "-". Позднее она усложняется я дифференцируется. Разные части осваиваемого мира приобретают различный аксиологический смысл; подробив об этом речь пойдет ниже.

Мифологическое сознание (как и сновидения) выполняет компенсаторную функцию, замещая продуцированием мифологических образов отсутствие необходимых знаний, "невозможное в действительности оказывается возможным в воображении первобытного человека" (109, 5). На компенсаторный характер сновидений и мифа обращал внимание К. Г. Юнг (300, 399). Об этом писал К.Маркс: "Всякая мифология преодолевает, подчиняет и формирует силы природа в воображении и при помощи воображения; она исчезает, следовательно, вместе с наступлением действительного господства над этими силами природа" (144, 12, 737). Мифология исчезает, если утрачивается потребность в

 

61

иллюзиях, надеждах и мечтах, вклинивающаяся в ритм функционирования фундаментальных потребностей обмена человека со средой. Но исчезает ли потребность в иллюзиях? А сама идея господства над природой - не является ли она иллюзией рационального сознания?! Думается, что Маркс здесь не совсем прав.

В потребности Л. Фейербах различал два момента - "недостаток" и "потребление" (255, 2, 580). Если вторая фаза наступает достаточно быстро, то фантастический мир ожиданий и надежд не оставляет в сознании человека прочных следов, но если же она задерживается, то формируется специфический мир воображения, грез и мечтаний, внешне спонтанный и произвольный, но подчиненный некоему смыслу. Можно вспомнить также статью П. Сорокина, аргументировано показывающую обусловленность выбора той или иной идеологии характером и уровнем удовлетворения физиологических потребностей (см.: 216, 301-413).

Т. Рибо различал два вида воображения: воспроизводящее (память) и воссоздающее (творчество). Причем творчество он понимал как соединение, комбинацию элементов предшествующего опыта (см.: 192). Более верную точку зрения высказывал русские критик В. Н. Майков: "Творчество есть пересоздание действительности, совершаемое не изменением ее форм, а возведением их в мир человеческих интересов..." (137, 38). Или процитируем С. Л. Рубинштейна: "Воображение - это отлет от прошлого опыте, это преобразование данного и порождение на этой основе новых образов, являющихся и продуктами творческой деятельности человека и прообразами для нее" (201, 1, 345). Опыт воображения тесно связан с опытом осмысления на основе освоение мира.

Существует некоторая аналогия между сном и мифом, она основана на логике воображения, связывающей вещи и явления по более или менее случайным ассоциативным связям, по смежности, сходству и противоположности их признаков (см.: I). У первобытного человека, как писал А. Валлон, "в мире вещей и в мире сна действуют те же существа. Они обладают чувственным существованием и воображаемым существованием. Чувственное существование подчинено влияниям, которые выходят

 

62

за его пределы. Место же или источником действия является воображаемое существование. Из двух существований оно наиболее реально, так как преобладает над другими как причина над следствием" (43, 111). Поэтому древний человек пытался "объяснять видимое невидимым". Типичным образцом такого ассоциативного мышления являются загадки. Это по словам В. Адриановой-Перетц, "развернутые метафоры, построенные на тех или иных видах ассоциаций по сходству" (10, 458). Механизм ассоциативного мышления известен достаточно давно, Спиноза писал: "Если человеческое тело подвергалось однажды действию одновременно со стороны двух или нескольких тел, то душа, воображая впоследствии одно из них, тотчас будет вспоминать и о других" (222, 1, 423). Ассоциацией называют "связь, образующуюся при определенных условиях между двумя или более психическими образованиями (ощущениями, двигательными актами, восприятиями, представлениями, идеями и т. п.; действие этой связи - актуализация ассоциации - состоит в том, что появление одного члена ассоциации регулярно приводит к появлению другого (других). Психофизической основой ассоциации считается условный рефлекс" (111, 330-331).

Исследователи мифологического сознания обычно не обращают внимания на биологические предпосылки возникновения сознания. Между тем имеются основания предполагать, что в отличие от современного состояния психофизиологической структуры мозга, у которого доминантным является левое полушарие, а субдоминантным - правое, - в головном мозге древнего человека доминантным было правое полушарие в силу неразвитости левого, неразвитости функций рационально-рефлексивного освоения мира. Именно этим, на наш взгляд, определяются многие "странности" "прелогического" мышления, о которых писали Леви-Брюль и другие этнографы. Логика правого полушария существенно отличается от рациональной левополушарной логики. Эта логика также в некоторой степени рациональна, в смысле целесообразности. Но целесообразность ее подчинена не осознаваемым в полной мере, а большей частью интуитивно полагаемым смыслам и целям. Главное отличие "правополушарной" логики от обычной, формальной логики заключается в допустимости

 

63

противоречия в обосновании выводов и в аксиологической подчиненности, в ориентации на высшие ценности.

Я. Э. Голосовкер называл логику мифа имагинативной (см.: 259, 127). Необходимо признать плодотворность этой трактовки. Н. А. Васильев, русский логик начала XX века также высказывал догадки о возможности существования логики воображения, где не действует закон исключенного третьего (см.: 44). И все же такой подход приводит к представлению о произвольности логики воображения, хотя такого полного произвола фактически не существует. Детерминация логических связей в мифологическом сознании есть, и необходимо выяснить - что лежит в основании выбора того или иного варианта? Действительно, при недостатке опыта воображение может дорисовывать недостающие детали - это понятно. Но "спонтанное" воображение может предложить сотни и тысячи вариантов решения проблемы. Почему происходит выбор одного из них? Неясно также - почему неотложным является решение именно этой, а не другой проблемы?

Ближе других к решению данной проблемы подошел В. В. На-лимов. Он предлагает интерпретировать эту логину (логику предсознания) как Бейесову (см.: 155, 127-128). При этом однако неясно, что обуславливает фильтр предпочтений, влияющий на выбор. Нам представляется, что оперирование смыслами, лишенными связи с потребностями человека, является малосодержательной манипуляцией. Как утверждают психологи, "изучение способностей представителей архаичной культуры к объединению единичных предметов в класс показало, что в далеком прошлом среди некоторых этнических общностей господствовали разновидности связей, построенных на значимых (праксеологических) признаках, отличных от связей по существенным признакам. Значимые связи в прошлом играли большую роль и составляли основу человеческой логики и мысленного упорядочивания объектов внешнего мира" (182, 271). Эти логические связи возникли раньше становления понятийного мышления. В мифологическую эпоху сознание человека имело эмоционально-ценностный характер, поэтому весь мир человека был подчинен аксиологическим доминантам, первоначально - тотему, символу

 

64

рода, затем и другим аксиологическим символам. Именно поэтому правополушарную логику более верно обозначать термином "аксиологика" или логика ценностного смысла, ценностной обусловленности. Именно такую логику обнаружил З. Фрейд в целом ряде явлений: ошибочные действия, оговорки, сновидения и др., - хотя, конечно, данного термина он не применял.

Аксиологика - логика ценностной обусловленности. В отличие от однозначной непосредственной детерминации рационального, ценностная детерминация носит опосредованный и часто иррациональный характер, опирается на интуитивные догадки, случайные ассоциативные связи и рефлексы, на примитивный эмоционально-практический опыт освоения мира. Логика воображения не вполне свободна, "за ее спиной" стоит интерес, пусть не всегда осознаваемый интерес, ценностно-ориентационное отношение, испытывающее образы фантазии на возможность удовлетворения каких-то человеческих потребностей. Р. Барт верно заметил: "...Мифология безусловно находится в согласии с миром, но не с таким, каков он есть, а с таким, каким он хочет стать..." (19, 127).

После аксиологического контроля, проверки, воображению "дается добро" на продолжение его продуцирующей деятельности. Если не знать об этом контроле, то можно считать воображение свободным, приводящим к случайным находкам. Существо авербального мышления, по нашему мнению, заключается в сопоставлении и соподчинении ценностных представлений, выявлении ценностного потенциала, сравнении со шкалой ценностей, соотнесении личностных и общественных (групповых) критериев ценности, ценностный выбор. Не сознание само по себе и не воля сама по себе определяют тот или иной поступок, писал П. В. Симонов, а способность усилить или ослабить ту или иную из конкурирующих в настоящее время потребностей. Это усиление реализуется через механизм эмоций, который зависит не только от величины потребности, но и от оценки вероятности, возможности ее удовлетворения (см.: 206).

А. А. Ивин выявляет два основных типа оценок: абсолютные и относительные. Абсолютные - это прекрасное или безобразное, относительные - прекраснее или безобразнее. Оценка

 

65

также основание, угол зрения, под которым объект оценивается, и образец (или шала образцов), с которым он сравнивается (см.: 88, 21-31). Этот механизм действует независимо от того, осознается он или нет.

В рамках мифологического сознания "мыслью" можно считать ценностное суждение, заключение о ценности предмета или явления, хотя бы эти суждения совершались бессознательно, интуитивно. При этом впечатления, образы действительности не оформляются в вербальные знаки, не вербализуются. Мышление образами, по словам Я. Э. Голосовкера, есть мышление смыслами и значениями (см.: 59, 11).

Таким образом, можно сказать, что мифологическое сознание есть порождение правополушарного человека"; по мере развития вербальной речи и общения на основе звукового языка доминантность перешла к левому полушарию, что повлекло за собой перестройку сознания и его более быстрое развитие. Рациональное стало доминировать в сознании, иррациональное было подчинено и в значительной степени вытеснено в подсознание, подавлено рациональным, что хорошо показал З. Фрейд.

Мифологическое сознание не допускает критической рефлексии, по лишь рефлексию положительную (самовосхваление; гимны "Ригведы" - типичный памятник мифологического сознания), тем самым обречено на застой и, в конечном итоге, слом и замену новым. Запрещение критической рефлексии вполне закономерно, эта закономерность в современной психологии получила название "когнитивной рационализации", которую можно считать одной из закономерностей аксиологики, потому что критический анализ - функция левого полушария.

По материалам анализа мифологий разных народов, проведенного этнографами и фольклористами, можно обнаружить ряд закономерностей мифологической аксиологики. Главный закон - отождествление желаемого с действительным, а также другие законы: имя тождественно обозначаемому им предмету; часть Равна целому; все предметы и элементы своего мира однозначно наделяются положительным смыслом; все предметы чужого мира - всегда имеют отрицательный смысл; чужую вещь можно освоить; лежащие вещи родственны; похожие вещи тождественны

 

66

и т. п. Известный закон партиципации есть также проявление аксиологики.

Трудно согласиться с выводами некоторых современных ученых относительно того, что "развитие социально-исторической практики и общественных отношений способствует вытеснению мифологического сознания из общественной жизни, делает его излишним и анахроничным" (109, 18), если при этом "вытеснение" понимается как уничтожение, отмирание. Такое представление является производным насаждавшегося десятилетиями в нашей философии гносеологического и рационалистического "фетишизма". Вытесняется миф в его древних и архаичных формах, но не уничтожается, а вытесняется в глубины подсознания, переосмысливается, претворяется в иные духовно-аксиологические образования, продолжая существовать в нашем иррациональном, невербальном опыте. Вместе с тем способы иррационального осмысления мира, методология ценностных умозаключений в процессе освоения мира повсеместно живут в разных сферах сознания. Автор полагает плодотворным использование метода аксио-логики для исследования закономерностей художественного сознания, художественного творчества и восприятия.

Возрождение новых форм мифологического сознания, вместе с тем, обусловлено фундаментальными потребностями человека в самоопределении и в иллюзиях, в оптимизированной картине мира, обеспечивающей надежду на реализацию социального идеала, социальной гармонии.