Жанры периодической печати - Хрестоматия (Д.Туманов)

Не отчаивайтесь, мои дорогие, выход есть!

 

Посвящается двум гениям русского театра.

Памяти Анатолия Эфроса, который поставил “Вишневый сад”

на Таганке в 1975 году.

Памяти Владимира Высоцкого, который играл Лопахина.

 

ФИРС. Способ тогда знали.

РАНЕВСКАЯ. Где же теперь этот способ?

ФИРС. Забыли. Никто не помнит.

 

Действующие лица

Раневская Любовь Андреевна, помещица.

Аня, ее дочь, 17 лет.

Варя, ее приемная дочь, 24 лет.

Гаев Леонид Андреевич, брат Раневской.

Лопахин Ермолай Алексеевич, купец.

Трофимов Петр Сергеевич, студент.

Симеонов-Пищик, помещик.

Шарлотта Ивановна, гувернантка.

Епиходов Семен, конторщик.

Дуняша, горничная.

Фирс, лакей, старик 87 лет.

Яша, молодой лакей.

 

Размер имеет значение

“Вишневый сад” – пьеса старая, ей 102 года. А о чем она – никто не знает.

Некоторые помнят, что поместье дворянки Раневской продается за долги, а купец Лопахин учит, как выкрутиться, – надо нарезать землю на участки и сдать в аренду под дачи.

А велико ли поместье? Спрашиваю знакомых, спрашиваю актеров, играющих “Вишневый сад”, и режиссеров, поставивших пьесу. Ответ один – “не знаю”.

– Понятно, что не знаешь. Но ты прикинь.

Спрошенный кряхтит, мычит, потом неуверенно:

– Гектара два, наверное?

– Нет. Поместье Раневской – больше тысячи ста гектаров.

– Не может быть! Ты откуда это взял?

– Это в пьесе написано. 

ЛОПАХИН. Если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое 25 тысяч в год дохода. Вы будете брать с дачников самое малое по 25 рублей в год за десятину. Ручаюсь чем угодно – у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разберут.

Это значит – тысяча десятин. А десятина – это 1,1 гектара.

Кроме сада и “земли по реке” у них еще сотни десятин леса.

Казалось бы, что за беда, если режиссеры ошибаются в тысячу раз. Но тут не просто арифметика. Тут переход количества в качество.

Это такой простор, что не видишь края. Точнее: все, что видишь кругом, – твое. Все – до горизонта.

Если у тебя тысяча гектаров – видишь Россию. Если у тебя несколько соток – видишь забор.

Бедняк видит забор в десяти метрах от своего домика. Богач – в ста метрах от своего особняка. Со второго этажа своего особняка он видит много заборов.

Режиссер Р., который не только поставил “Вишневый сад”, но и книгу об этой пьесе написал, – сказал: “Два гектара”. Режиссер П. (замечательный, тонкий) сказал: “Полтора”.

Тысяча гектаров – это иное ощущение жизни. Это твой безграничный простор, беспредельная ширь. С чем сравнить? У бедняка – душевая кабинка, у богача – джакузи. А есть – открытое море, океан. Разве важно, сколько там квадратных километров? Важно – что берегов не видно.

…Почему Раневская и ее брат не действуют по такому простому, такому выгодному плану Лопахина? Почему не соглашаются? Кто играет – что это они из лени, кто – по глупости, по их неспособности (мол, дворяне – отживающий класс) жить в реальном мире, а не в своих фантазиях.

Но для них бескрайний простор – реальность, а заборы – отвратительная фантазия.

Если режиссер не видит огромного поместья, то и актеры не сыграют, и зрители не поймут. Наш привычный пейзаж – стены домов, заборы, рекламные щиты.

Ведь никто не подумал, что будет дальше. Если сдать тысячу участков – возникнет тысяча дач. Дачники – народ семейный. Рядом с вами поселятся четыре-пять тысяч человек. С субботы на воскресенье к ним с ночевкой приедут семьи друзей. Всего, значит, у вас под носом окажется десять-двенадцать тысяч человек – песни, пьяные крики, плач детей, визг купающихся девиц, – ад.

 

 ЧЕХОВ – НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

22 августа 1903. Ялта

Декораций никаких особенных не потребуется. Только во втором акте вы дадите мне настоящее зеленое поле и дорогу и необычайную для сцены даль.

 

Идешь – поля, луга, перелески – бескрайние просторы! Душу наполняют высокие чувства. Кто ходил, кто ездил по России – знает этот восторг. Но это – если вид открывается на километры.

Если идешь меж высокими заборами (поверху колючая проволока), то чувства низкие: досада, гнев. Заборы выше, чувства ниже.

 ЛОПАХИН. Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами...

Не сбылось.

 

 ЧЕХОВ – СУВОРИНУ

28 августа 1891. Богимово

Я смотрел несколько имений. Маленькие есть, а больших, которые годились бы для Вас, нет. Маленькие есть – в полторы, три и пять тысяч. За полторы тысячи – 40 десятин, громадный пруд и домик с парком.

У нас 15 соток считается большим участком. Для Чехова 44 гектара – маленький. (Обратите внимание на цены: 4400 соток, пруд, дом, парк – за полторы тысячи рублей.)

 

Под нами по-прежнему Среднерусская возвышенность. Но какая же она стала низменная.

 ЛОПАХИН. До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились еще дачники. Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности.

Сбылось.

Стена высоченная, а за ней клочок в 6—12 соток, воронья слободка, теснота. Раньше на таком клочке стоял дощатый домик и оставалось сравнительно много места для редиски. А теперь на таком клочке ставят бетонного трехэтажного урода. Вместо окон бойницы, между стеной и забором пройдешь разве что боком.

Пейзажи уничтожены. Вчера едешь – по обеим сторонам шоссе бескрайние поля, леса, луга, холмы. Сегодня – по обе стороны взметнулись пятиметровые заборы. Едешь как в туннеле.

Пятиметровый – все равно что стометровый: земля исчезает. Тебе оставлено только небо над колючей проволокой.

Кто-то хапнул землю, а у нас пропала Родина. Пропал тот вид, который формирует личность больше, чем знамя и гимн.