История развития социологии в России - Учебное пособие (Новикова С.С.)

Ортодоксальный марксизм

Параллельно с субъективной социологией и плюрали­стическими идеями Ковалевского и даже в борьбе с ними в России развивались и получали широкое распространение идеи марксистской социологии.

Теоретиком ортодоксального марксизма был Георгий Валентинович ПЛЕХАНОВ (1856—1918) — крупный мыс­литель-марксист, деятель мирового революционного дви­жения, один из основателей социал-демократической партии в России и первый продолжатель (после Энгельса) и пропагандист идей Маркса. Плеханов первый в истории социологии теоретик-марксист, предпринявший серьезно аргументированную критику идеологии народничества.

Основные его работы: «Социализм и политическая борь­ба» (1883), «Наши разногласия» (1884), «Очерки по исто­рии материализма» (1894), «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1895), «К вопросу о роли личности в истории» (1898), «Французская драмати­ческая литература и французская живопись XVIII века с точки зрения социологии» (1905), «Пролетарское движение и буржуазное искусство» (1905), «Основные вопросы марк­сизма» (1908), «Materialismus mieitans» (ответ г. Богдано­ву) «О так называемых религиозных исканиях в России» (1909), «Искусство и общественная жизнь» (1912—1913), «История русской общественной мысли» (1914—1917) и др.

В его начальных работах была сделана первая попытка марксистского анализа русской экономики, указано на формирование капиталистических отношений в России, а также обоснована революционная роль формирующегося русского пролетариата. Более поздние его работы направлены на систематическое изложение исторического материализма, в них рассматривались вопросы социальной психологии, социально-классовой структуры общества и другие проблемы.

В своих произведениях он дал глубокую и основатель­ную критику методологических основ буржуазной и мелкобуржуазной социологии, противопоставил им марксистскую социологию — исторический материализм. Ему принадлежит первый в марксистской литературе глу­бокий критический разбор субъективного метода социоло­гии. Он внес большой вклад в развитие марксистского направления социологии.

Плеханов писал, что совершенный Марксом и Энгельсом переворот в науке привел к тому, что теперь «нет ни одной отрасли социологии, которая не приобретала бы нового и чрезвычайно обширного поля зрения, усваивая их философско-исторические взгляды». Он подчеркивал, что науч­ный социализм изгоняет идеализм «из его последнего убежища — социологии, в которой его принимали с таким радушием позитивисты»/116, т.1, с. 70/. Исторический материализм, по его мнению, был марксистской социологией, его методологическим инструментом выступал диа­лектический метод.

Он стал родоначальником разработки на основе принци­па материализма в истории проблем, которые были традиционны для всей мировой социологии. Это такие проблемы, как социология личности, социология искусства, социаль­ная психология (социология на психологической основе), социология познания и другие.

Важное значение для развития теоретической социоло­гии имело рассмотрение Плехановым вопросов методоло­гии научного предвидения в социальном познании. Под научным предвидением он понимал выработку представле­ний о направленности и тенденциях общественных процес­сов, а не составление точных прогнозов этих общественных процессов.

Плеханов указывал, что социология марксизма, в отли­чие от социологии буржуазных теоретиков, наука предви­дящая. При этом выступал против смешивания двух различных видов предвидения: первое — это направление и общие результаты исторического развития, второе — со­держание отдельных исторических событий, из которых складывается реальный исторический процесс. Он отмечал: «Социологическое предвидение отличается и всегда будет отличаться очень малой точностью во всем том, что касает­ся предсказания отдельных событий, между тем как оно обладает уже значительной точностью там, где надо опре­делить общий характер и направление общественных про­цессов»/114, т. 3, с. 50/.

Плеханов анализирует и конкретизирует важнейшие проблемы марксистской социологии, а некоторые даже творчески развивает.

При рассмотрении законов социологии он отмечает, что они всеобщи. Он утверждает, что общественные законы не фатальны. Плеханов писал: «Законы общественного разви­тия также мало могут осуществляться без посредства лю­дей, как законы природы без посредства материи. Но это вовсе не значит, что »личность« может игнорировать зако­ны общественного развития. В самом лучшем случае она будет наказана за это тем, что станет в положение смешного Дон-Кихота»/115, т.1, с. 490/.

Плеханов доказывал несостоятельность теории фактов в социологии. «В истории развития общественной науки,— писал Плеханов,— эта теория играла такую же роль, как теория отдельных физических сил в естествознании. Успе­хи естествознания привели к учению об единстве этих сил, к современному учению об энергии. Точно так же и успехи общественной науки должны были привести к замене тео­рии факторов, этого плода общественного анализа, синте­тическим взглядом на общественную жизнь» /112, с.242/.

Он обстоятельно критиковал эклектизм, теоретической основой которого выступала теория фактов. Поэтому кри­тике была подвергнута субъективная социология народни­ков, плюралистические взгляды Ковалевского и др.

Он критиковал политическую и теоретическую несосто­ятельность народников при решении вопроса о роли народа в истории. Плеханов указывал, что, революция — это не заговор группы интеллигентов, а движение самих масс. Ис­торию делают народные массы, а не «критически мысля­щие» личности по их произволу и фантазии. Учение о критически мыслящих личностях представляет собой идеализм, отрицание закономерности в истории и признание на деле господства случайности в общественном процессе. В отличие от них марксисты же отстаивали существование закономерностей в обществе. «Субъективный же социолог изгоняет законосообразность во имя "желательного", и по­тому для него не остается другого выхода, как уповать на случайность. На грех и из палки выстрелишь — вот един­ственное утешительное соображение, на которое может опереться добрый субъективный социолог».

Его статья «К вопросу о роли личности в истории» на­правлена против субъективистского и в то же время против фаталистского понимания роли личности в истории. Он не придавал личности значение главной движущей силы исто­рии, личность для него — это элемент общественно-исто­рического процесса, который начинает играть в нем существенную роль «лишь тогда и постольку, где, когда и поскольку ей позволяют это общественные отношения».

Он подчеркивал определяющее значение исторической необходимости в действиях личности, при этом не занижал роль исторической инициативы и активности личности в историческом процессе на определенном этапе развития общества. Рассматривал взаимосвязь перехода возможно­сти в действительность. Подробно обсуждал тему героя (как происходит его выдвижение, кто он такой). При определе­нии значения влиятельных личностей в истории он писал, что «влиятельные личности благодаря особенностям своего ума и характера могут изменять индивидуальную физионо­мию событий и некоторые частные их последствия, но они не могут изменить их общее направление, которое опреде­ляется другими силами» /110, с.326/.

Проблема роли личности в истории рассматривалась Плехановым с разных сторон: личность и необходимость, личность и объективная закономерность исторического процесса, личность и историческая случайность, личность и развитие производительных сил и общественных отноше­ний, активная роль личности в развитии исторических со­бытий. Таким образом, им были разработаны основы теории личности.

Исторической заслугой Плеханова является также кри­тика буржуазной философии: неокантианство, махизм в разных его проявлениях.

Неокантианцы выступали против материализма и диа­лектики. Они придерживались взгляда, что естествозна­ние, хотя и накапливает и обобщает новые факты, все же каждый раз приводит к недоступной для научного исследо­вания области, то есть люди заключены в тюрьму своих восприятий, они остаются как бы слепыми от рождения по отношению к тому, что лежит вне их. В эпоху кризиса буржуазного естествознания агностицизм был свойственен некоторым естествоиспытателям. Неокантианцы использо­вали его для обоснования субъективного идеализма, заяв­ляя, что мир заключен в мышлении, не стоит строить догадки по поводу «вещи в себе», а естествознание пусть исходит из единственно познаваемой реальности — мыш­ления.

Они выступали против материалистического понимания истории. Закономерности, присущие естественным нау­кам, не свойственны такой науке, как история. Объектом истории в отличие от естествознания выступает индивиду­альное, особенное, неповторимое. Так как исторический процесс индивидуален, абсолютно релятивен и изменчив, то она не способна установить закономерности. Отвергнув объективную закономерность в историческом процессе, не­окантианцы тем самым упразднили и историю как науку.

Плеханов, уделив большое внимание критике априориз­ма неокантианцев, доказал, что их Субъективно-идеали­стические представления приходят в конфликт с наукой. Он подверг также критике тезис неокантианцев о несостоятельности социологии как науки. Плеханов подчеркивал, что основной недостаток неокантианцев заключается в том, что мышление у них всегда оторвано от бытия.

В ответе Штаммлеру, выступающему против материалистического понимания истории, на его противопоставление естественного явления общественному явлению и, обосновывая материалистическую позицию, он писал: «Восход солнца не связан с общественными отношениями людей ни как причина, ни как следствие. Поэтому его мож­но противопоставлять, как явление природы, сознательным стремлениям людей, тоже не имеющим с ним никакой при­чинной связи. Не то с общественными явлениями — с исто­рией. Мы уже знаем, что история делается людьми; стало быть, человеческие стремления не могут не быть фактором исторического движения. Но история делается людьми так, а не иначе вследствие известной необходимости, о которой мы уже достаточно распространялись выше. Раз дана эта необходимость, то даны, как ее следствие, и те стремления людей, которые являются неизбежным фактором обще­ственного развития. Стремления людей не исключают необходимости, а сами определяются ею. Значит, и противопоставление их необходимости есть большой грех против логики» /113, с. 193/.

Плеханов подчеркивает, что только понимание целесо­образной деятельности человека во внутренней связи с ис­торической необходимостью дает возможность понять историю общества как объективный процесс. «Социоло­гия, — указывает он, — становится наукой лишь в той мере, в какой ей удается понять возникновение целей у общественного человека (общественную "телеологию") как не­обходимое следствие общественного процесса, обусловливаемого в последнем счете ходом экономического развития» /113, с.193/. К сожалению, вклад Плеханова в развитие социологии еще недостаточно полно изучен.

Во время первого этапа появление новой науки было встречено довольно настороженно правящей бюрократией. В России со стороны властей с самого начала к социологии сложилось однозначно негативное отношение. Так, напри­мер, термин «прогресс» до 1860 г. был официально запре­щен правительством. Слово «эволюционизм» также подвергалось гонениям, особенно со стороны теологов, так как они усматривали в нем материалистический смысл. Помещичье-буржуазное правительство России, испытав социологический опыт» народников, стало рассматривать социологию как «крамольную науку».

Этим объясняется то, что подавляющая часть социологов в этот период преследовалась в той или иной форме (ссылки, вынужденная эмиграция, тюрьма, увольнения, «грозные предупреждения» и т.п.) и не всегда только за антиправи­тельственную деятельность. Публиковать свои работы они вынуждены были за границей. Русские социологи в отличие от западных долгое время не имели своих исследователь­ских учреждений, кафедр, журналов, что также отрица­тельно сказывалось на положении социологии в России.

Но, несмотря на все эти препятствия, в России шло ста­новление «русской социологической школы». По этому поводу Кареев писал следующее: «Каждый раз при ироническом отношении к "русской социологии" я стара­юсь напомнить или поставить на вид одно обстоятельство, которое необходимо принимать в расчет и при оценке значения Михайловского как социолога. Когда в конце шести­десятых годов писалась его первая социологическая работа, собственно говоря, социологической литературы почти не существовало. То громадное количество книг, брошюр, ста­тей, которые на разных языках составляли эту литературу, целиком обязано своим происхождением последней трети XIX века. Если в других областях знания, т.е. в более старых пауках, русским ученым и мыслителям приходилось всегда быть только пришедшими на общую работу в последний час, то в такой молодой науке, как социология, русские высту­пили одними из первых, одновременно с другими нациями, опередившими нас на пути культурного развития, а неко­торые нации даже позже нас, напр., американцы, итальян­цы, поляки. Это раз, а во-вторых, у нас одним из самых первых начал работать в новой научной области Михайлов­ский. Далее, если в настоящее время социология начинает входить в число предметов академического преподавания, то тридцать пять лет тому назад «кафедральная» наука или совсем игнорировала социологию, или относилась к ней недружелюбно, и честь введения у нас социологии в умственный обиход интеллигенции принадлежит как раз той передовой журналистике, наиболее влиятельный орган ко­торой, «Отечественные Записки», сделался первой, если можно так выразиться, социологической кафедрой в Рос­сии. В названном журнале, в котором появились наиболее крупные социологические труды Михайловского, и в «Знании» за очень короткое время было напечатано такое боль­шое количество статей социологического содержания, что уже тогда зашла речь об особой «русской социологической школе» /52, с.138—139/.

Систематическое социологическое образование во многих странах начало появляться в последней трети прошлого века. В это время в Европе, Америке и России предпринимаются первые попытки ввести преподавание социологии высших учебных заведениях. Это был период самоопределения социологии как научной дисциплины и начало институциализации. В связи с этим появилась потребность в подготовке образованных специалистов по социологии.

В последней трети XIX века на Западе социология стал; занимать видное место в духовной жизни общества. С одно: стороны, она выступала как важная область научного познания социальных явлений, а, с другой стороны, это было новое утонченное средство идейной защиты интересов бур­жуазии и борьбы с материалистическим пониманием истории.

В России социология как учебная дисциплина эпизодически стала появляться в высших учебных заведениях уже в конце 70-х годов XIX века. Так, в конце 70-х — начале 80-х годов Ковалевским были предприняты первые попыт­ки чтения лекций по социологии. В Московском университете на кафедре государственного права он начал читать курс лекций по эволюции общественных форм на основе сравнительного анализа. В это же время в Петроградском университете профессор Н.М. Коркунов свой курс по энциклопедии права стал все больше оснащать социологиче­ским материалом. Это привело к тому, что в 80-е годы студентам вместо «Энциклопедии права» уже читался курс пропедевтики обществоведения. Кареев писал, что для то­го, чтобы этот курс с полным на то основанием назвать курсом социологии, не хватало только экономического материала.

В начальный период звучали многочисленные возраже­ния против социологии как новой самостоятельной науки общего характера. Социологию или сводили к какой-либо уже сложившейся конкретной науке, либо представлял как совокупность всех конкретных наук. Это было связано с рядом причин. Одна из главных причин была связана с мнением о том, что социология не имеет своего специфиче­ского объекта, что социология не имеет своего объекта для проведения самостоятельного эмпирического изучения, а поэтому она способна только суммировать выводы, пол­ученные другими науками. В связи с этим Кистяковский отмечал, что «каждый из последующих социологов вкладывал в свою "социологию" свое собственное содержание, ко­торое соответствовало его научным интересам и его запасу знаний» /55, с.6/.

С 80-х годов слова «социология» и «социологический» становятся очень популярными и появляется масса сборни­ков статей, называющихся «Социологические очерки», или «этюды», хотя настоящее содержание статей было совер­шенно не связано с социологией.

Другой причиной было то, что русские социологи, в ос­новном, не имели специальной социологической подготовки. Если проанализировать уровень их образования и род профессиональной деятельности, то можно заметить, что среди них много историков, юристов и политэкономов, име­ются также выпускники военных учебных заведений, естественнонаучных факультетов, чиновников и даже лиц, не имеющих законченное высшее образование.

Следующая причина заключалась в том, что господствовал методологический редукционизм разных оттенков в социологии начального периода, согласно которому объяв­лялись ее главным союзником, а значит, и моделью для подражания, то биология, то психология и т.п.